Матрешка
Шрифт:
– Ты запомнила какой-нибудь номер?
– Нет. Только первые буквы у "мерседеса" - те же, что нас: VSV. Потому и запомнила. Это в первый раз. А сегодня буквы совсем другие: GPR.
– Номера ньюйоркские?
– Да, со статуей.
– Почему не рассказала раньше?
– Ты не спрашивал.
– Как я могу спрашивать о чем не знаю.
– А откуда мне знать, что тебе интересно, а что нет?
Как всегда, она права, моя Танюша.
– А почему ты говоришь "они"? Сколько их?
– Двое.
– Какие из себя?
– Мужчины. Без бороды.
–
– Плохо видно, а из машины они не выходят!
– А вдруг это кто из родителей ваших ребят?
– Нет. Они так и уезжают, никого не взяв.
– Откуда ты знаешь?
– Сара сказала. Она последняя уходит из школы, ее мама всегда запаздывает. Сара заметила, что они уезжают, как только я ухожу. И потом у них лица похожие.
– Похожие?
– переспросил я.
– Они, что, братья?
– Нет, не друг на друга, а на тех в Фанди, которых мы встретили. Когда маму потеряли.
– Ты уверена?
– Да. Очень похожи.
– Вот почему ты решила, что они следят за мамой, а не за тобой.
– Нет. Сначала думала - за мной. Но сегодня, когда увидела маму, совсем о них забыла. А они перехватили мой взгляд, и когда мама убежала, они сорвались с места и помчались в ту сторону, куда я глядела. Наверно. они и не видели маму, но когда заметили, куда я гляжу, бросились в погоню. Нечаянно я выдала маму, - сказала Танюша и расплакалась.
Я прижал ее к себе.
– Теперь ты веришь, что это не ложное воображение?
– сказала она сквозь слезы.
– Не знаю,- честно сказал я.
– Но учти, если к тебе подвалит какой-нибудь дядя, что бы тебе ни предлагал, что бы ни говорил, держись подальше, ни на какие предложения не соглашайся. Особенно если дядя с русским акцентом. Опасаться нечего - я тебя встречаю и провожаю, а если не я - то Джессика (так зовут бэби-ситтершу). Говорю так, на всякий случай.
– А что если они ее поймали?
– спросила Танюша, шмыгая носом.
– Не думаю, - сказал я решительно.
А что мне оставалось?
(Опять!)
Жать дальше на Танюшу не имело смысла - ни в
смысле получения от нее добавочной информации, ни по линии предупреждений. Схватывала она с полуслова, а излишнее давление могло вызвать обратный эффект. Куда более сложным был вопрос, делиться ли мне полученными сведениями - и с кем? У меня были все основания не связываться с ньюйоркской полицией - скорее бы предпочел Бориса Павловича с его частным сыскным агентстом на базе бывшей гэбухи. Но между ним и мной Нептун катил атлантические воды, и по сравнению с оным пространством Нью-Брунсвик, из которого я только вернулся, был рукой подать. Уложив Танюшу и прикрыв из предосторожности дверь, набрал Жаклин, пусть и был риск - даже двойной: во-первых, могла не поверить, как я Танюше, а поверив - это во-вторых могла обернуть полученную информацию против меня. Так и не понял, какие выводы сделала моя собеседница на другом конце провода, но выспрашивала она меня более пытательно, чем я - Танюшу.
– Я не могу вам сказать больше, чем знаю сам!
– не выдержал я, уже жалея, что позвонил.
Жаклин поразило
Сказал об этом Жаклин, пояснив, что мерседес - любимая иномарка новых русских.
Ее предложение приехать и лично допросить Танюшу было отвергнуто любящим отцом бесповоротно.
Даже обрадовался, когда оператор нас перебил. Оказалось, меня добивался "Уэстерн Юнион". Через минуту вернулся к Жаклин и продиктовал ей полученную из Парижа телеграмму без подписи: "Береги Танюшу". Она сказала, что немедленно свяжется с ФБР и ньюйоркской полицией, а через Интрепол - с парижской. Вынужден был согласиться, хоть и представил гипотетические возражения Лены. Мои собственные контрвозражения Лене, которые мне теперь некому было высказать, сводились к тому, что когда задействовано столько сил, можно быть спокойным за Танюшу - одному мне за ней не уследить. На ставку было поставлено все, что у меня оставалось - ведь я и женой пожертвовал, чтобы сохранить дочь. Недолго посомневавшись, дал Жаклин питерский телефон Бориса Павловича, пояснив в общих чертах что к чему: бывшая российская гэбуха должна знать о русских мафиях больше, чем ФБР. Под конец Жаклин огорошила меня вопросом:
– А вы сами-то верите, что ваша дочь видела Лену?
– Вроде бы вчера мы с вами ее похоронили. Или я ошибаюсь? Это не я лично опознал объеденный морскими хищниками женский труп и подозреваюсь в убийстве жены?
– Почему не рассказали об этом дочери?
Тут до меня дошло, куда она клонит.
– Как же, помню. Вчера вы буркнули что-то о заговоре.
– Совместно с женой. Зачем - не знаю, но, положим, ей было необходимо исчезнуть, и вы ей в этом поспособствовали.
– Утопив ее в Фанди?
– Или сделав вид, что утопили. Или сама утопла, но понарошку.
– А как же труп?
– Труп - чистая случайность. Как нос Клеопатры.
– Нос Клеопатры?
– Пример Паскаля по поводу роли случайности в мировой истории. Будь нос Клеопатры покороче - лицо мира было бы иным.
– Хорошо сказано, но какое отношение это имеет к нашей истории?
– С трупом вам просто повезло. Его могло и не быть. А так - верняк. Смерть вам обоим подходит еще больше, чем исчезновение.
– Нам?
– Вам и вашей жене.
– Вы думаете, что проницательны, а скорее изобретательны, - сказал я. Собственную выдумку принимаете за реальность.
– Это не выдумка, а рабочая гипотеза. Один из вариантов: инсценировка собственной смерти. Почему бы и нет?
А коли так, то вы с женой добились чего хотели.
– Не рабочая версия, а экстраваганза, - сказал я, прощаясь.
– Это уже из области литературуры, а не криминалистики. У Льва Толстого есть даже пьеса с подобным сюжетом - так и называется "Живой труп". А может, настоящее ваше призвание - писать романы, а не вести следствие? Тем более, у вас есть великий однофамилец.