Матрешка
Шрифт:
– Женат, - помедлив, сказал я и ужаснулся двусмыслице сюжета.
– Тогда поладили. Могу вас рекомендовать, хоть вы все равно будете среди нас белой вороной, - осклабился мой собеседник.
– А если нагрянет полиция?
– Какая здесь полиция! Во-первых, главный американский идол - прайвиси. Во-вторых, на случай облома, всегда можно объяснить, что русские гуляют день рождения или просто вечеринка, а если кто из гостей и уединился с кем, так хозяйка - не мамочка, гости - не дети. Полиция - тоже люди: можно дать на лапу или пугануть. Ошпарятся - и отлетят. То есть слиняют, - пояснил он.
– Все еще желаете полакомиться клубничкой, Профессор?
– Пошли, - нетерпеливо сказал я, боясь
– Прыткий вы, однако.
Вспомнил, наконец, моего студента и забавную историю, с ним связанную. Единственное, что осталось скрыто за семью печатями моей капризной с возрастом памяти - имя. Оказалось не суть важно: как в своей среде, так и в противоположной - правоохранительным органам разных стран - он был известен под псевдонимом, заимствованным у знаменитого киногероя.
Нет, не Джеймс Бонд.
Открыла нам дверь сама мадам, по-русски бандерша, для своих лет даже красивая: как любят выражаться русские классики, со следами былой красоты на пятидесятилетнем или около того лице. Мы попали в нечто вроде сеней, а уже оттуда хозяйка повела вглубь дома, где я ожидал увидеть понятно кого, не загадывая наперед ни моей, а тем более ее реакции.
Просторная гостиная - большой сосновый стол посередке, вокруг некрашеные скамьи и табуретки. Под избу сработано, стиль "рюсс". На стенах иконы, на стеллажах - разностильные и разнокалибернные матрешки, которые я воспринял как намек на разнообразие отсутствующих пока девичьих экспонентов: в комнате были одни мужики. Мы угодили в разгар какой-то разборки - пока что словесной: вид у всех был малость разгоряченный. Или это на них подействовала водяра? Выпивка была представлена на столе избыточно - бутыли с "Абсолютом" и "Мартелем", зато сугубо русский закусон: бородинский хлеб, семга, блины с икрой, шматами нарезанное сало, холодное мясо, соленые и маринованные грибы, малосольные огурчики, споловиненные луковицы, из горячего - пельмени. В комнате повис сизый дым - нигде сейчас столько не курят как в России (разве что в Японии). При нашем появлении разговор смолк, на меня воззрились с недоумением, которое не исчезло после того, как чичероне представил меня. Белая ворона.
– А где настоящие матрешки?
– поинтересовался я, пытаясь снять напряжение, и мне было отвечено припевом знаменитой советской песенки сталинских, кажется, времен:
– Первым делом, первым делом самолеты,
Ну а девушки, а девушки - потом.
Бандерша вручила мне альбом, в котором живые матрешки
были представлены в соблазнительных позах, считай - без ничего. В этом разнообразии было однообразие, индивидуальные лица и фигуры сводились к единому любовному знаменателю. Я нервно перелистал альбом, но ее не обнаружил. Вспыхнула безумная надежда, хотя я сам, собственными глазами, видел, как она впорхнула в этот вертеп. Бандерша тем временем рассказывала об успехах в бизнесе - помимо лонгайлендовского дома для утех, у нее в Манхеттене "Russian Vodka Room", а на Волге, откуда родом, совместное с одним техасцем предприятие - теплоход-гостиница с "нумерами" на третьей палубе. Слушал в полслуха. Что если я опоздал, и ее уже кто ебет из "новых русских"?
В любом случае опоздал, ибо ее ебли вчера и позавчера и позаприпозавчера, успокоил я себя такой хитроумной констатацией факта.
Она появилась вместе с четырьмя другими матрешками, мало от них отличаясь - все в пышных юбках с цветастыми подолами, поверх тонких блузок расписные платки. Вперилась было в меня, но тут же отвела взгляд ничем не выдав. Стиль "рюсс" ей к лицу - красива как никогда. Конспируясь, стал было заигрывать с рослой черноглазницей, но быстро отвалил, обнаружив, что "студент" уже фалует мою милую. Подчиняясь колледжной субординации, тут же мне ее уступил. Изобразил нетерпение, и Лена сама ввела
Заготовленные слова застряли в горле. Дал волю слезам - рыдал как ребенок. Лена утешала, гладила по щеке, целовала и в конце концов распалила. Как блядь, она оказалась еще желанней, чем жена. Набросился на нее, как зверь, а кончив - стыдобища!
– на какое-то мгновение вырубился, но это мгновение в добрых полчаса. Как они говорят, родимчик сделался. Сказались бессонница и нервотрепка последних дней. Или это сама природа ввела в меня анестезирующее вещество? Когда врубился обратно, первое что увидел, сидящую рядом на табурете Лену - одетую, с застывшим взглядом, неподвижную. Наблюдал за ней с полминуты, пока наши взгляды не встретились. Не говоря ни слова, быстро оделся и вышел из комнаты. В гостиной было пусто - одна хозяйка борделя. Я вынул кошель, но она улыбнулась:
– За вас заплачено.
– Кем?
– Не все ли равно. Вы - наш гость.
Мне бы задуматься над неожиданным гостеприимством бандерши, но моя голова и без того трещала от полученной в тот день информации - вот и не смекнул. Думал совсем о другом.
Что если вся тайна женщины, которая изводит нас - в отсутствии у нее эрекции и эякуляции, а возможно и настоящего, как у нас, оргазма? Мужчина в этот момент не может фальшивить, а женщина, эта природная лжица - сколько угодно! Тем только, собственно, и занята. Что есть эрекция - сила или слабость мужчины? Эрекция, которая возникает не только по любви, но и от импульса памяти, от сновидений, от тряски в автобусе, от давления переполненного мочевого пузыря. И почему Лена-матрешка возбуждает меня еще сильнее, чем Лена-жена? Неожиданностью перевоплощения? Разгадкой тайны?
Какая же это разгадка, когда в одной матрешке сидит другая, в другой третья, в третьей четвертая - несть им числа, и все матрешки - на одно лицо? Точнее на одну муфту. Да и сама любовная развязка сводит на нет отличия любовных сюжетов одно от другого. Вот это однообразие в множественности и возбуждало меня больше всего. Мнимость перевоплощений: Лена была одна и та же, в каких бы ипостасях не являлась. Лена-девочка, Лена-балерина, Лена-студентка, Лена-жена, Лена-мать, Лена-блядь. Кто на самом деле? Какая-то несфокусированность восприятия, колебательность представлений, растерянность перед реальностью. Менялось обличье, а физическая и метафизическая сущность оставалась неизменной: Лена-тайна, Лена-матрешка.
Солнце садилось, когда, не дождавшись ее, поплелся к машине. На ветровом стекле квитанция штрафа - за просроченное время. Квитанцию разорвал и веером пустил в воду, обманув утиную флотилию, которая тут же направилась в мою сторону, но, раскусив подлог, на полпути поворотила обратно. Положил голову на руль, и сколько прошло времени до того, как я ее поднял и включил зажигание, не знаю - может несколько секунд, может целый час. Вырулил со стоянки, дал полный газ и вылетел на красный свет - чудом не сбил велосипедиста. Промчал мимо "Матрешек", засек боковым зрением нашу "тойотушку", припаркованную у кладбища. Рванул в сторону хайвея и врезался на выезде в какого-то зазевавшегося "латинос" - помял бампер, разбил подфарник. La rasa! Легко отделался. Mea сulpa - не дожидаясь полиции, вручил ему сотник на ремонт. Дальше катил осторожно, медленно, да и куда теперь спешить?
Лена была дома. На выяснение отношений сил у меня не было - отложил до лучших времен. Странное было ощущение, что она сама порывается мне что-то сказать, но я разделся, лег и мгновенно заснул. Спал, как ни странно, хорошо - первая за последние недели ночь без кошмаров. Больше меня не расстреливали во сне как наяву. Рельность превзошла все гипотезы и фантазии, воображение бездействовало, я успокоился. Во многом знании много печали, но не тревоги. Бестревожное знание - это покорность судьбе.