Матушка Надежда и прочие невыдуманные рассказы
Шрифт:
декабрь 1971 г.
Курячий доктор
– Здравствуйте...
– Здорово, дедуся.
– Это с петухом сюда, что ли?
– Заходи, заходи! Показывай своего орла.
– Нет, ты, милок, погодь... Ты мне вот что сперва скажи. Отчего у меня куры мрут? С позапрошлого года почитай двадцати молодкам головы оттяпал... И топор-то у меня тупой. Раза три вдаришь, пока она отскочит. Мрут и мрут.
– Ну, это, дедуся, так сказать затруднительно.
– Погодь, погодь. Вот и он. Уж третья неделя. Раньше-то у него хохол красный был, а теперь вот, значит, пожелтел... Да повис. Чего это с ним?
– Сейчас, дедуся, посмотрим... Сейчас определим... Держи его вот так, держи... Так, так... Шелушение... Сережки... кожный покров ног... Ну-ка ты ему, дедуся, клюв открой... так, так... Вот сюда, поближе к свету... Ну вот. Желтое образование в гортани. Картина ясная. Авитаминоз.
– Чего?
– А-ви-та-ми-ноз! Болезнь, хворь у него такая... Ты, дедуся, чем их кормишь?
– Известно чем - хлебом, картошкой...
– Вот-вот - хлебом да картошкой... А им, дедуся, витамины нужны.
– Чего?
– Вот что, дедуся. У тебя дома морковь есть?
– Есть. Как не быть?
– Значит, так, натри им морковь и давай. А свекла есть?
– И свекла есть, милок.
– И свеклу им руби да прибавляй. Дрожжи им тоже давать неплохо.Рыбий жир можно вливать по чайной ложке. И потом, дедуся, солнце. Они ведь у тебя всю зиму в курятнике сидят, солнца не видят. И гравий им надо, ракушки в зиму заготовлять.
– Это курям-то?
– Курям, курям, дедуся.
– Чудно, милок... Вон у отца-то у мово сколько их было, и ничего им не делалось... А теперь вот, видишь, и моркву им, и рыбий-то жир. А они все мрут, все дохнут.
– Тебе, дедуся, сколько годов-то?
– Восемьдесят третий пошел. Раньше-то...
– Да что там - раньше-то? Ты на "раньше" не смотри... Раньше вон одно мыло было, а теперь вот порошки разные, синтетические. Баба вылила их на улицу, она, курица, попила из этой лужи - вот тебе и готова. Много ли ей нужно? И удобрений разных не было. Раньше-то по деревне возили только что навоз. А теперь вон тракторист тряхнул, удобрение просыпалось, и вот тебе опять пожалуйста. Наклевались они и готовы. Так что, дедуся, картина тут ясная - авитаминоз...
– Нет, милок. Мне думается, он не от этого... Я его риперином лечу.
– Чем, чем?
– Риперином. Таблетки такие.
– Какие еще таблетки?
– А вот ты слушай. Мне голос был. На просонках. Будто кто в ухо сказал; чем себя лечишь, тем и его лечи...Риперином. Вот он пузырек-от, погляди...
– Ну-ка, ну-ка... Реоперин... Ревматические заболевания... острый, подострый... хронический артрит... люмбаго... Вот что, бабуся, то есть дед... Ваши таблеточки тут ни причем.Ты его в гроб вгонишь.
– Нет, милок... Я смотрю, ему вроде помогает. У него вот на той-то неделе хохол совсем желтый был... А сейчас вот, гляжу, вроде как поправляется. Еще не совсем красный, а уж вроде того. Я об ем все думаю. Вот мне голос-то и был на просонках. Будто кто прям в ухо сказал: чем, дескать, ты себя
– Ты, дедуся, со мной не спорь. Говорю тебе: авитаминоз. А таблетками этими ты его изведешь. Только в гроб вгонишь.
– А ты что, ветеринар, что ли?
– Ветеринарный врач.
– А то у меня еще был друг большой, ветеринар. Тоже тут, в городе. Морозов Федор Степаныч. Мы тогда молоко им сдавали. А обрат-то нам опять не давали. Наш-то обрат весь в колхозы шел, да в совхозы. С каждого хозяйства литров по сто двадцать. Я тогда и напиши в область, дескать, наш-то обрат уходит в колхозное стадо, а своих телят выпаивать нечем. Мое-то письмо и переслали сюда. Он, Федор-то Степаныч, на улице меня увидел да рукой вот так-то машет. "Вы, - говорит, - писали во Владимир?" - "Я, - говорю,- нечем ведь кормить телят-то". А он мне: "Сколько, - говорит, - тебе нужно? Я тебе выпишу". Я говорю: "А люди как же?"- "А люди, - говорит, - хер с ними. У меня на всех не хватит".
– "Нет, - говорю, - не всем, так и не мне..." Морозов Федор Степаныч...
– Ну, вот что, дедуся, бери свои таблетки и не думай ему их давать.
– Он у меня уж штук склевал шесть. Вот так-то рот ему открою, он и проглотит. И вроде как лучше...
– Слушай, дедуся... Ты этим только себя успокаиваешь.У тебя этовроде как условный рефлекс. Я вот сам - семь лет, как пить бросил. Я на праздник теперь за столом стакан лимонаду выпиваю и тоже, как все, пою... Это у меня условный рефлекс. Вроде я тоже пьяный. Так вот и у тебя - рефлекс. Говорю тебе, ты его в гроб вгонишь.
– Ну, прощай, милок...
– Прощай, дед. Только я тебе точно говорю. Брось ты эти таблетки. Сам пей, а ему - ни-ни... Подохнет, как пить дать, подохнет...
– Подохнет али выживет - на все Воля Божья...
март 1971 г.
Старина
– Это старые-то вещи? Иконы?.. Знаю я, все знаю...Только уж ее, старины-то, сейчас тут не найдешь. Ни у кого не найдешь... А ведь было, все было... Чего только не было.. Я ведь сам офеня природный, владимирский... Четырнадцать годов с отцом первый раз ушел в дорогу. В устреку по-нашему-то, по-офенски...
Я еще в школе мальчишкой учился. Сдавали мы экзамен в девяносто шестом году, аккурат, когда царь-то на престол всходил... Учительша и говорит до экзамена. "Тебе, - говорит, - Лепешкин, придется еще годок поучиться... Спроси, - говорит, - отца..." Писал я плохо... Так грамматику, это я больно хорошо учился, стихотворение - раз, два прочитаю, и уж все готово, а писал больно плохо... Ну, отец-то и говорит: "Мало как пишет, в писаря, что ли? Читал бы, да и все..." Ну а потом стали экзамен сдавать, нас человек сто пять было, из пяти школ... Вот сто четыре сделали ошибку, а я один написал правильно... Инспектор диктовал, так-то шамкал: "На полке ле-ф-али ча-ф-ки, ло-ф-ки и сковорды..." Все и написали "сковорды..." Один я - "сковороды"... Помню, сдавали тут во Мстере, где школа... Учительница вышла и говорит: "Удивительное дело, - говорит, - я на Лепешкина и не надеялась, а он один пятерку получил, а все только четверки..."