Маурайская федерация (сборник)
Шрифт:
– Ты сказал, что встречался с дядей Джеком, твоим вторым я?
– Да. – Джек был искренне рад перемене темы. – Он поджидал меня в 1969 году. Я прибыл ночью в дубовую рощу, поскольку хотел обойтись без свидетелей. В то время роща была уже вырублена и участок засажен кукурузой. Он снял для меня комнату в отеле, и мы несколько дней провели вместе. Он рассказал мне о моей матери, показал старые газеты с объявлениями, показал ее письмо к нему… ко мне. А потом он дал мне тысячу долларов. Док, знаешь какие цены будут через двадцать лет!? Он предложил мне посмотреть страну.
Из
– А как Беркли? – спросил я, вспомнив свои визиты в этот университетский городок.
Он рассказал, как мог, но в 1951 году никакие слова не могли бы описать того дикого, феерического, возбуждающего, ужасающего, гротескного удара по всем чувствам, который наносил этот город в конце двадцатого столетия.
– У тебя не было неприятностей с полицией?
– Нет. Я остановился в 1960 году, зарегистрировался под фальшивым именем и явился в 1969 год с регистрационной картой, где было сказано, что мне двадцать один год. Люди на улицах притягивали меня. Я бродил среди них, слушал их разговоры, оценки происходящего… Целый месяц я провел с радикалами. Странное существование со строгой конспирацией, демонстрации, попойки, неопрятные девушки…
– Да, твое описание не слишком привлекает, – заметил я.
– Я уверен, что дядя Джек хотел, чтобы я почувствовал жизнь изнутри, чтобы я узнал, куда катится цивилизация, вскормившая меня. И теперь я изменился.
– М-м-м… Я бы сказал, что ты увидел какую-то новую роль, новое поле деятельности. Что случилось?
– Я предпринял путешествие в более далекое будущее.
– И?
– Док, – сказал он чересчур спокойно. – Вы можете считать себя счастливым. Вы ведь уже старик.
– Значит, я умру? – Сердце мое застучало.
– Ко времени Катастрофы – несомненно. Правда, я еще не проверял, однако могу вас заверить, что в 1970 году вы еще были живы и здоровы.
Я удивился, почему он не улыбнулся, но потом понял: он не упомянул о Кэйт.
– Война… ВОЙНА… со всеми ее ужасами придет позже, – продолжал он тем же звенящим металлическим голосом. – Но все ведет к нему, к этому шабашу ведьм, часть которого я видел в Беркли.
Он вздохнул, потер уставшие глаза.
– Я вернулся в 1970 год с ощущением, что волна надвигается, грозя затопить все. Но мало людей в 1970 году предвидели это. – Он показал на брошюру. – Они считали меня ярым республиканцем.
– А ты не республиканец?
– О Боже, нет. Я не видел ни одной политической партии, которая могла бы сделать что-либо полезное в течение трех-четырех поколений. Все они будут только хуже.
Он допил свой стакан, но отклонил предложение наполнить его снова.
– Мне нужно сохранить голову свежей, док. Ведь мы должны разработать подходящую версию. Теперь я понимаю, что навлек на себя серьезные неприятности. Правда, в том времени было бы то же самое.
– Время не меняется? – удивился я. – Значит, мы завязли в нем, как мухи в застывшем янтаре?
– Не знаю, не знаю. Знаю лишь, что все мои усилия были напрасны.
– В политике нельзя ждать чудес, – сказал я. – И нельзя верить тем, кто обещает их.
– Правильно. Я это тоже понял. Поэтому я решил, что мой долг – вернуться назад и оставаться с матерью. По крайней мере, я смогу сделать этот мир менее ужасным для нее. – Тон его смягчился. – Конечно, я сделал глупость, сохранив эту копию. Мне помогла сделать ее очень милая девушка… Ну что ж, считаем, что мне хотя бы повезло: еще один человек будет знать тайну моей жизни. Только теперь я стал понимать, как был одинок.
– Ты один такой? – спросил я.
– Не знаю. Думаю, что не один. Таких, как я, конечно, очень мало. Думаю, что в мире есть и другие путешественники во времени. Как мне найти их? – воскликнул он. – А если мы соберемся вместе, то что мы сможем сделать?
ГЛАВА 5
Биркелунд ничего не смог извлечь из этого. Я увиделся с ним, рассказал, что этот памфлет написан для любительского спектакля и носит чисто сатирический характер. После этого я прочел ему нотацию, как нужно вести себя с приемным сыном и женой. Он молча выслушал, хотя и неохотно. В конце концов, как я уже говорил, он не был злым человеком. И все же ситуация оставалась взрывной. Джек добавлял к ней пороху своим надменным поведением.
– Он так изменился, – со слезами говорила мне Элинор. – Даже внешне. И за эти трения я не могу винить Свена и его мальчиков. Джек ведет себя невозможно.
Конечно, так оно и было. Как мог вести себя человек, ненавидящий этот дом, скучающий в школе, несущий на своих плечах тяжкий груз знания будущего?
– Я думаю, – сказал я, – лучше всего предоставить ему свободу.
– Боб, но ему же всего восемнадцать лет, – запротестовала Элинор.
Ему был уже двадцать один, а может, и больше, по моим расчетам.
– Он достаточно взрослый, чтобы пойти в армию. – После паузы я продолжал: – Это даст ему шанс найти себя. Раз он пойдет добровольно, срок службы будет минимальным.
– Только после того, как он получит образование.
Я понимал ее разочарование.
– Он может учиться заочно, Элли. Или учиться во время службы. Там организуются курсы. Он способный мальчик и справится с учебой. Боюсь, что это единственное, что можно сделать для него.
Джек сразу же согласился. Он выяснил, что его могут послать в Европу.
– Там я буду изучать историю, – сказал он. – Кроме того, я буду изучать оружие и технику войны. Ведь в двадцать первом веке я, скорее всего, буду убит.
Армия, конечно, не была приспособлена для его темперамента, но он тем не менее получил необходимую тренировку, знания по электронике. И постоянно совершал путешествия в будущее, став старше еще на два года.
Его письма ко мне содержали лишь слабые намеки на это, так как они прочитывались Кэйт. Мне было очень трудно скрывать от нее эту ужасную тайну.