Мавр сделал свое дело
Шрифт:
— Как-то мне здесь не по себе, — изрекла Танька, передернув плечами. — Наверное, покойник против того, чтобы мы здесь хозяйничали.
— Умная мысль, — кивнула я. Не скажу, что у меня было какое-то тревожное предчувствие или я испытывала особое волнение. Волнение, конечно, имело место, но относилось к тому факту, что если нас здесь застукают, мы окажемся в скверном положении. Лунный свет и обиталище недавно усопшего меня, в отличие от сестры, на мистический лад не настроили, хотя и пробудили воспоминания о прошлой ночи и моем загадочном сне. Танька уверяла, что я сама себе синяков
— Да, кабинетик солидный. Здесь должен быть сейф, — озарило сестрицу.
— И что? Ты умеешь вскрывать сейфы?
— А Леопольд умеет? — съязвила она, подошла к книжным полкам и принялась переставлять книги.
Затея искать здесь клад показалась мне исключительно глупой. То есть мне она и раньше таковой представлялась, а сейчас в особенности. Надо дождаться карлика и выспросить его, а откажется говорить — выследить. Хотя и это проблематично. Я смогла убедиться, что парень он шустрый.
Ожидая, когда Таньку посетят те же мысли, я подошла к письменному столу, и мое внимание привлекла небольшая скульптура, стоявшая рядом с громоздкой чернильницей. Ничего более отвратительного мне ранее видеть не доводилось. Бронзовый монстр был высотой в полметра и являл собой какую-то аллегорию. Обнаженная мужская фигура прикована к некой глыбе, между раздвинутых ног мужчины устроился волк и пожирал его детородные органы. Над головой несчастного сидел ворон и философски наблюдал за происходящим. Лицо мужчины с выпученными глазами и открытым в немом крике ртом было выполнено очень реалистично. Да и вообще этот шедевр мог похвастаться исключительной натуралистичностью. Но у нормальных людей, к коим я причисляла себя, ничего, кроме отвращения, он не вызывал.
— Кто ж до такого додумался? — вслух спросила я.
— Ты чего? — зашептала Танька, подходя ближе.
— Вот, взгляни.
— Не повезло дядьке, — вынесла она вердикт через полминуты. — Больно, наверное. И о потомстве можно забыть. Ценная вещь?
— Вряд ли.
— Но ведь антиквариат?
— Сомневаюсь, — покачала я головой.
Танька взяла скульптуру в руки и взвесила.
— Тяжелая, зараза… — Тут в ее лице наметилось озарение. — А что, если…
— Это «Искупление», — забрав у нее скульптуру, перебила я, потому что и у меня озарение наметилось. Я быстро оглядела кабинет, других скульптур здесь не было, только два бюста: Сократа и Александра Великого.
— Какое искупление? — заволновалась Танька.
— Эту штуковину покойный завещал Самарскому.
— Точно, — хлопнула себя по лбу Танька.
— Так что сокровищ в ней не ищи, — продолжила я и вновь пригляделась к скульптуре. Очень сомнительно, что она могла кому-то понравиться. Хотя о вкусах не спорят. Александр Петрович утверждал, что это его любимый шедевр в коллекции Костолевского. И Костолевский в знак большой дружбы завещал ее соседу. — Искупление, — пробормотала я. — Занятно.
— Чего ты все бормочешь? — не выдержала Танька. — И поставь эту дрянь на место. Не стал бы он отдавать бриллианты соседу. Довольно глупо. Правда?
— Какие
— Ну так деньги-то сюда на спрячешь, по крайней мере большие.
— Помоги, — сказала я сестре и перевернула скульптуру. Основание было чуть вдавлено. Я нащупала шуруп.
— Чего это? — вновь заволновалась Танька.
— Он внутри пустой, — пояснила я.
— А шуруп зачем? Там что-то есть, — тоненько взвизгнула она. Теперь и я не была уверена, что это ее глупые фантазии. Возможно, в самом деле…
— Нужна отвертка или ножницы, — пробормотала я.
Ножницы нашлись в верхнем ящике стола. Я держала монстра, а Танька возилась с шурупом. Наконец она смогла его вывернуть, и тут стало ясно: шуруп удерживал донышко диаметром не более трех сантиметров. Оно осталось на моей ладони, Танька тряхнула скульптуру, и в руку мне упал свернутый трубочкой лист бумаги.
— Ой, мамочки, я сейчас с ума сойду, — вовсю волновалась Танька.
Мы переместились ближе к окну и смогли прочитать. «Что касается меня, вы можете ни о чем не беспокоиться». Ни обращения, ни подписи. Как ни трясла Танька скульптуру, но извлечь из нее больше ничего не сумела.
— Издевательство какое-то, — слезно заметила она.
— Да, — кивнула я, — Занятно.
— Чего тебе занятно? — передразнила Танька. — Где деньги?
— Занятно, что бы это могло значить?
— Нашла над чем голову ломать. Господи, ну где же деньги…
Не слушая ее причитаний, я свернула записку, определила ее на прежнее место и завернула шуруп. Танька держала скульптуру, кусая губы. Мы осторожно поставили ее на стол. Вдруг Танька вытаращила глаза, потом сделала знак молчать, а я отчетливо услышала, как где-то скрипнула дверь.
— Уходим, — перепугалась я, но, забыв о наших планах на случай обнаружения, мы бросились не к окну, а к двери. Дрожащей рукой я повернула ключ в замке, стараясь сделать это бесшумно. Мы услышали шаги: кто-то очень тихо шел но коридору. Надо отдать должное сестрице, она не растерялась и вместо того, чтобы выскочить в коридор, схватила меня за руку и потянула за собой к ширме.
Ширма отделяла часть кабинета, за ней стояла кушетка с низким столиком, предназначенная для отдыха хозяина. Вот там мы и укрылись, сели на пол между столом и кушеткой и замерли. В то же мгновение дверь очень медленно открылась, без всякого скрипа. Дверь открывалась в кабинет, и видеть того, кто стоит на пороге, мы не могли. Человек медлил, затем сделал шаг, и я наконец увидела фигуру, в котором безошибочно узнала Самарского.
Александр Петрович закрыл дверь, нащупал ключ и запер ее, потом, соблюдая осторожность, прошел к столу. Рисковать он, как и мы, не стал и свет не включал. Мы следили за ним сквозь щель в ширме, очень надеясь, что обыскивать кабинет он не будет.
Беспокоились мы напрасно. Его интересовала здесь только одна вещь: бронзовый монстр, доставшийся ему по наследству. Конечно, он говорил, что ему очень полюбилась скульптура, но ведь не до такой же степени, чтобы среди ночи проникнуть в чужой дом с одной целью: взглянуть на нее? Если учесть, что скоро она ему и так достанется, можно и потерпеть.