Мавританская Испания. Эпоха правления халифов. VI–XI века
Шрифт:
Таким образом, предпочтение, отдаваемое мухаджирунам и ансарам, было естественным и в достаточной степени законным. Тем не менее гордость шейхов была уязвлена. Ведь горожане, земледельцы и прочие ничтожества были поставлены выше их. Члены племени, которые всегда отождествляли честь вождей со своей собственной, тоже негодовали. Они с нетерпением ожидали благоприятной возможности, чтобы силой оружия поддержать претензии своих лидеров и покончить с фанатиками, убивавшими их соплеменников. Аналогичные чувства зависти и непримиримой ненависти испытывала аристократия Мекки, во главе которой стояли Омейяды. Горделивые и надменные, они с плохо скрываемой ненавистью наблюдали, как только подлинных мусульман созывают на совет к халифу. Правда, Абу Бакр имел намерение допустить их к участию в дискуссиях, но Омар выступил категорически против, и его мнение стало решающим. Мы увидим, что арабская аристократия сначала пыталась вернуть влияние, не прибегая к насилию. Но было легко предвидеть, что, если ей это не удастся, она легко найдет союзников, готовых выступить вместе с ней против ансаров и мухаджирунов, среди шейхов бедуинских племен.
Глава 3
Подъем
Халиф Омар, смертельно раненный кинжалом христианского ремесленника, некого Фируза, по прозвищу Абу Лула, на смертном одре назвал шестерых сподвижников пророка Мухаммеда, которые должны были избрать его преемника. Среди них самыми заметными были Али, Осман (Усман), Зубайи и Тальха. Также выборщиками стали Саад ибн Абу Ваккас и Абд ар-Рахман. Последний снял свою кандидатуру. Когда Омар испустил последний вздох, шесть выборщиков уединились на два дня, но не пришли ни к какому результату. Каждый из них старался подчеркнуть собственные выдающиеся качества и умалить качества своих коллег. На третий день было решено, что выбор халифа будет доверен одному из выборщиков, который снимет свою кандидатуру. К большому разочарованию остальных, халифом был назван Осман (Усман) – из Омейядов (644 г.).
Выбор едва ли основывался на выдающихся качествах личности Османа. Да, он был богат и щедр, делал материальные пожертвования от имени Мухаммеда и его сподвижников. Но если к этому добавить, что он был усерден в молитве, соблюдал посты и являлся воплощением добронравия и застенчивости, список его достоинств окажется исчерпанным. Его разум, никогда не бывший могучим, был ослаблен приближением старости – он уже достиг семидесяти лет. А его робость была настолько велика, что, когда он впервые поднялся на минбар, храбрость покинула его вместе с даром речи. «Первая попытка – очень трудная вещь», – с тяжелым вздохом пробормотал он и спустился с кафедры. К несчастью для самого себя, этот добродушный старик был очень привязан к своей семье, которая принадлежала к той аристократии Мекки, которая в течение двадцати лет оскорбляла, преследовала Мухаммеда и всячески противодействовала ему. Халиф во всем ей подчинялся. Его генеалогическое древо выглядело следующим образом:
Дядя халифа Хакам и, в еще большей степени, Мерван, сын последнего, вскоре стали фактическими правителями, оставив Осману лишь титул халифа и ответственность за все принимаемые ими меры, о которых его, как правило, не информировали. Приверженность традиционному исламу этих двоих, в первую очередь отца, никоим образом не была вне подозрений. Хакам был обращен только после дня взятия Мекки и впоследствии, после того как он выдал некоторые секреты, доверенные ему Мухаммедом, пророк наложил на него проклятие и отправил в ссылку. Абу Бакр и Осман подтвердили это решение. Осман, с другой стороны, вернул грешника обратно и даровал ему сто тысяч серебряных монет, а также земли, которые не являлись его собственностью, а принадлежали государству. Более того, халиф назначил Мервана своим секретарем и визирем, отдал ему в жены одну из своих дочерей и приумножил его богатства добычей из Африки. Стремясь воспользоваться возможностью, другие Омейяды, способные и честолюбивые молодые люди, к тому же сыновья самых непримиримых врагов Мухаммеда, добились самых выгодных постов, и все это к большой радости толпы, которая была только рада сменить старых ревностных поборников веры, суровых и строгих, на общительную и умную знать. Правда, это не могло не вызвать недовольства преданных мусульман, которые испытывали глубочайшее отвращение к новым провинциальным губернаторам. Кто мог не содрогнуться при воспоминании о том, что Абу Суфьян, отец того самого Муавии, которого Осман назначил правителем Сирии, командовал армией, победившей Мухаммеда у горы Оход, и той, что осадила его в Медине? Будучи лидером меккан, он не уступал, пока не увидел, что его дело проиграно и что десять тысяч мусульман готовы сокрушить его вместе со сторонниками. Но даже после этого, когда его призвал к себе Мухаммед и потребовал, чтобы он признал в нем посланника Бога, он ответил: «Простите мою откровенность, но я все еще сомневаюсь». Только когда его заверили, что если он не признает пророка, то лишится головы, Абу Суфьян стал мусульманином. Но его память оказалась короткой, и он очень скоро забыл о своем обращении.
Кто не помнит Хинд, мать Муавии, жестокую женщину, которая делала ожерелья и браслеты из ушей и носов мусульман, убитых при Оходе? Она разорвала тело Хамзы, дяди пророка, и, вырвав из него печень, впилась в нее зубами. Вероятно, это был элемент колдовства. Доктор Фрэзер в «Золотой ветви» утверждает, что некоторые племена Северо-Восточной Африки ели печень врага, который отличился храбростью, поскольку верили, что именно в ней эта храбрость находится. В общем, сын таких родителей, отпрыск «пожирательницы печени», вряд ли мог быть истинным мусульманином.
С правителем Египта, сводным братом Османа, которого звали Абдуллах ибн Сад ибн Абу Сарх, дело обстояло еще хуже. Его храбрость сомнению не подвергалась. Он нанес поражение греческому правителю Нумидии и одержал блестящую победу над греческим флотом, намного более многочисленным, чем его собственный. Но он был писцом Мухаммеда и, когда пророк диктовал ему откровения, менял слова и искажал смысл. Когда его богохульство было замечено, он сбежал и вернулся к поклонению идолам. Считается, что сура 6: 93 направлена против него. «Есть ли кто нечестивее того, кто выдумывает ложь, ссылаясь на Бога, или говорит: мне было откровение, тогда как не было ему никакого откровения».
В день взятия Мекки Мухаммед приказал, чтобы его убили – после того как он был обнаружен прячущимся за занавесами Каабы. Отступник отдался на милость Османа,
Валид, сводный брат Османа, был назначен правителем Куфы. Саад был смещен. Валид подавил восстание в Азербайджане, когда эта провинция попыталась вернуть независимость. Его войска совместно с войсками Муавии захватили Кипр, и его разумное правление восхвалялось по всей провинции. Тем не менее отец Валида, Окба, в свое время плюнул в лицо пророка, а в другой раз едва не задушил его. Позднее, став пленником Мухаммеда и выслушав смертный приговор, Окба в отчаянии закричал: «Кто позаботится о моих детях, когда меня не будет?» Пророк ответил, что это сделает адский огонь. Валид, которого после этого стали звать «дитя ада», всячески старался оправдать прогноз. Однажды после кутежа, который благодаря изобилию вина и чарам красавиц продлился до рассвета, Валид услышал, что муэдзин призывает с минарета верующих к молитве. Все еще находясь под воздействием винных паров, одетый в одну только тунику, отправился в мечеть, где прочитал молитву, которая длилась три или четыре минуты, причем запинался намного реже, чем можно было ожидать от человека в его состоянии. После этого он повернулся к собравшимся и, вероятно желая доказать, что совершенно трезв, громко спросил:
– Прочитать еще раз?
Но благочестивый мусульманин из первого ряда молящихся с негодованием ответил:
– Ради Аллаха, не надо. Мне не вынести еще одну молитву от такого человека, как ты. Ни за что бы не поверил, что из Медины нам прислали такого правителя!
Затем он стал выкапывать булыжники во дворе мечети. К нему присоединились другие верующие, и Валид, чтобы его не забросали камнями, был вынужден со всей поспешностью бежать. Он вернулся во дворец, качаясь и выкрикивая стихи языческого поэта:
– Вы найдете меня там, где много вина и песен. Мое сердце не камень, оно умеет веселиться!
Известный поэт аль-Хутайя – Джарваль ибн Аус – счел это приключение источником вдохновения. «В Судный день, – написал он, – аль-Хутайя подтвердит, что Валид на заслуживает обрушившейся на него ругани. В чем его вина, когда все было прочитано? Когда молитва закончилась, он всего лишь спросил, не хотят ли люди услышать ее еще раз. Он был весел из-за вина и, возможно, не ведал, что говорит. Хорошо, что тебя кто-то остановил, Валид, иначе ты, наверное, продолжал бы молиться до конца света». Следует отметить, что аль-Хутайя, хотя и являлся поэтом высокого уровня, был отступником, который то принимал ислам, то отказывался от него. Кроме того, в Куфе было несколько человек, возможно находившихся на жалованье у святых людей Медины, которые никоим образом не поддерживали правителя. Двое из них отправились в столицу и высказали свои претензии. Сначала Осман отказался согласиться с ними, но вмешался Али, и, к большому сожалению арабов Куфы, Валид лишился поста. Но ортодоксальная партия упрекала престарелого халифа не только за выбор правителей. Его осуждали за плохое обращение со многими сподвижниками пророка, возрождение языческих обычаев, упраздненных Мухаммедом. Также его обвиняли в том, что он замыслил поселиться в Мекке, и самым непростительным проступком была подготовка новой редакции Корана далеко не самыми прилежными его исследователями. Даже с тем, кого Мухаммед назвал самым лучшим чтецом Корана, никто не удосужился посоветоваться. Делом занялись единомышленники самого халифа. Оно было поручено Зейду ибн Сабиту (бывшему писцу пророка) и трем курашитам. Хуже того, новая версия Корана было объявлена единственно аутентичной, и все более ранние экземпляры халиф приказал сжечь. Решив больше не терпеть такое положение, бывшие соперники Османа, Али, Зубайр и Тальха, благодаря присвоению фондов, предназначенных для бедных, разбогатели и стали разбрасывать золото направо и налево, чтобы вызвать мятежи. Им сопутствовал успех лишь частично: спорадические бунты имели место, но основная масса людей сохранила преданность халифу. Наконец, положившись на темперамент мединцев, заговорщики ввели в столицу несколько сотен темнолицых бедуинов гигантского телосложения, которые всегда были готовы убить за плату. Эти так называемые мстители за попранную религию сначала издевались над халифом в мечети, потом осадили его во дворце, который защищали только пятьсот человек, в основном рабов, под командованием Мервана. Существовала надежда, что Осман отречется по доброй воле, но она не оправдалась. Веря, что никто не осмелится посягнуть на его жизнь, или рассчитывая на помощь Муавии, халиф проявил твердость. Поэтому возникла необходимость в экстренных мерах. После осады, продлившейся несколько недель, головорезы ворвались во дворец, убили почтенного восьмидесятилетнего старца, читавшего Коран (он читал суру, содержавшую слова: «Тех, которые, когда им сии люди сказали: неприятели уже ополчились против нас, бойтесь их, только увеличили свою веру и говорили: Бог наше довольство, он надежный защитник»), и, в довершение всего, разграбили государственную казну. Мерван и другие Омейяды успели скрыться (656 г.). Мединцы или «защитники», они же ансары – это название перешло от сподвижников пророка к их потомкам, – держались в стороне, а дом, из которого убийцы вошли во дворец, принадлежал Бени Хазм, семье «защитников», которая позже привлекла внимание своей ненавистью к Омейядам. Этот неуместный нейтралитет, слишком напоминающий соучастие, стал предметом сурового упрека поэта Хассана ибн Сабита, бывшего придворного поэта Мухаммеда, а теперь преданного сторонника Османа. Он имел основания опасаться, что Омейяды будут мстить его соплеменникам за смерть родственника. «Когда почтенный старец, – писал он, – смотрел смерти в лицо, защитники не пошевелили пальцем, чтобы его спасти. Увы, вскоре в ваших стенах зазвучат крики: Бог велик, месть! Месть за Османа!»