Мавзолей для братка
Шрифт:
Но остальные не слушали и после короткого боя отступили, оставив на булыжнике еще пару шпаг. Георгий ограничился тем, что ногой отшвырнул оружие подальше. Больше всего его радовало почему-то, что ни одного из противников он не зацепил серьезно. Странная радость, согласитесь, особенно если учесть, что нападавших на него было никак не меньше полутора десятков. Владели оружием ночные злодеи не хуже и не лучше Жоры, но их было слишком много, и они мешали друг другу.
– Я еще раз повторяю, – повысил «рассудительный» голос, почему-то
Увы, там, где звенят клинки, голосу разума не место…
Потеряв пыл, грабители (а кто же еще?) стали осторожнее, но не сбавили натиск. Почему-то они тоже больше старались обезоружить жертву, чем убить или серьезно ранить. Пяток случайных порезов – пустяк.
«Интересно, и долго мы вот так будем играть в поддавки? – подумал Георгий, силой воли сдерживая руку, чтобы не пронзить грудь неосторожно подставившегося противника. – У кого первым иссякнет терпение?..»
– Пропустите меня… – послышалось из задних рядов, и на линию боя пробились сразу двое, сжимающие в руках… солидные дубинки. – Пропустите…
– Э-э! – сделал выпад наш герой, намереваясь достичь одного из вооруженных деревянными «мечами». – Так мы не договаривались!
– Мы вообще не договаривались, – блеснул тот во мраке зубами и резко ударил своим «оружием» снизу вверх, угодив точно по «электрической косточке» на правой руке Арталетова.
Рука сразу онемела, и шпага звякнула о камни мостовой.
«Оп-паньки… Если и второй…»
Второй словно улышал его мысли, но не стал подходить близко, а метнул дубину над самой землей, как городошную биту, заставив подсеченного Жору рухнуть наземь.
– Вперед! – заверещали со всех сторон, и на упавшего Арталетова навалилось не менее десятка тяжелых тел. – Держи его!
Д’Арталетт сражался, как лев, отбивался уцелевшей рукой, ногами, даже головой. Кто-то получил локтем во что-то мягкое, кто-то отвалился после молодецкого тычка в зубы, но и сам боец пропустил сокрушительный удар в ухо и поплыл…
– Ноги, ноги вяжи!.. Он мне зуб выбил!.. Потерпишь, все равно… Руку, руку прижимай… Давай сюда ремень…
Георгий даже застонал от унижения, когда чьи-то ловкие руки обшарили его, выхватив из-за пазухи «хрономобиль».
«Все, я пропал…»
А дальше он вообще отказывался что-либо понимать.
Судя по звуку, ему вернули шпагу, засунув ее в ножны, надели на шею цепочку прибора и стремительно расступились. Остался только один, тот самый «рассудительный» с рукой на перевязи. Он склонился к самому лицу связанного Арталетова, и в смутном свете затепленного кем-то светильничка (очень похожего на зажигалку) тот с ужасом узнал… самого себя.
– Извини, близнец, – улыбнулся д’Арталетт-второй и протянул руку к груди Георгия, – но ты здесь уже лишний…
– Но… – начал тот, но его уже вертело в привычном круговороте перемещения во времени.
Не локального
22
Из-за этого может произойти Конец Света или перегореть пробки. Что, впрочем, приблизительно одно и то же.
«Лучше бы я умер вчера, – подумал Арталетов, ощущения которого были таковы, словно его тело только что вынули из жерновов мельницы или, что более похоже по симптомам, из-под колес электрички. – Или добил бы кто-нибудь из христианского милосердия, что ли…»
Он со стоном приоткрыл глаза и тут же зажмурил их.
– Проснулся… Проснулся… – зашептались вокруг. – Ему свет глаза режет, жалюзи прикройте… Еще, еще…
«Жалюзи? Какие жалюзи в шестнадцатом веке? Ставни, наверное…»
Странно, но в голове царил абсолютный вакуум. Почти полное отсутствие каких-либо воспоминаний. Так, обрывки: человекообразное чудовище с озерами жидкого голубого огня вместо глаз, блуждания по городу в поисках какого-то кота, бесконечная скачка куда-то, атака каких-то близнецов, искрящий «хрономобиль»…
Именно видение обвитого разрядами жужжащего прибора и поставило все на свои места. Георгий вскинул к глазам руку с пальцами, облепленными пластырем, и ладонью, замотанной бинтом, и все вспомнил.
– Кот… где?.. – каркнул он, с трудом разлепив пересохшие губы. – Кот… здесь?..
– Здесь, здесь… – к постели протолкался усатый-полосатый, растроганно утирающий кружевным платочком совершенно сухие глаза, глаза прожженного плута и мошенника. – Куда же я денусь, месье д’Арталетт? Вы не будете возражать, если после вашей кончины…
«Ну и слава богу… – не слушая, как все зашикали на бестактного Кота, устало опустил веки путешественник. – Значит, так и должно было случиться… Видимо, не в человеческих это силах – спасти казненного друга… Прости, Людовик!»
– Вы можете мне хоть что-нибудь объяснить? – раздался над ухом возмущенный голос Горенштейна, заставивший страдальца снова открыть глаза. – Почему вы вернулись избитым и связанным? Вы же никак не могли в таком состоянии дотянуться до прибора возвращения! Я ничегошеньки не понимаю!
– Я тоже… не понимаю… Но своих близнецов, профессор, я там навидался вволю… И не только с затылка, но и в лицо…
– Объясните подробнее!
– Вы с ума сошли, господин алхимик! – разъяренной фурией налетела на ненасытного ученого Жанна, защищая любимого, словно курица-наседка цыпленка. – Мало того, что едва не угробили его своим хрено… хромо… Так еще и добить хотите вопросами дурацкими! Никуда не денется ваша наука, подождет пару дней!
– Какая пара дней? – вскинулся, точнее, попытался вскинуться, но только вяло трепыхнулся в постели страждущий. – Мы не можем ждать еще пару дней!..