Маяк И.Л. Рим первых царей. Генезис римского полиса (1983)
Шрифт:
Действительно, сам судебный процесс, как отмечалось учеными, носит весьма архаический характер. В том числе явку на суд ответчика должен обеспечить сам истец (I, 1 -- 3; III, 2), равно как и явку свидетелей -- заинтересованные стороны (П, 3), а также наказание за неоплаченный долг -- сам кредитор (III, 3) . Из глубины первобытности идет и такое установление, как убийство младенца, родившегося уродцем (IV, 1). Такое разрешение при соблюдении определенных условий приписывается Дионисием (II, 15) Ромулу. Сами эти условия (наличие 5 свидетелей), оговоренные Дионисием, тоже перекликаются с нормой, известной по законам ХП таблиц, поскольку в них упоминаются mancipium (UI, 1), mancipatio (VI, 5а), совершавшиеся всегда в присутствии 5 свидетелей. Есть в законах и следы талиона (VIII, 2). Даже в статьях, утверждавших новые порядки, защиту
Отголоски древнейших установлений, коренившихся в глубинах царской эпохи, содержатся и в поздних юридических памятниках. Важные сведения о римских gentes и familiae, о когнатских и агнатских связях встречаются в Институциях Гая и в более поздних сборниках, в том числе в "Corpus iuris civilis", в Институциях Юстиниана и Дигестах, которые включают в себя титул, посвященный происхождению права и всех магистратур (Dig, 1, 2, 2). Этот очерк принадлежит юристу Помпонию, который начинает краткое изложение истории римского
1
" Ф ю с т е л ь д е К у л а н ж. Гражданская община древнего мира. Спб., 1906,
с. 361.
9' См.: Хв остов В. М. Исто~рия ~римского права.:М., 1919, с. 76; Н~и к ол вски й Б. В. Указ. соч., с. 30.
39
права с Ромула. Это важно не только потому, что у Помпония содержится конкретный материал, но и потому, что очерк свидетельствует об официальном признании древнейшей традиции и зримо показывает, как в течение веков не угасала память об ушедших в далекое прошлое событиях.
Нарративные источники очень разнообразны. Мы уже видели, что современные исследователи отказались от гиперкритического отношения к ним. Степень их значимости, по нашему мнению, не всегда определяется их сравнительной древностью и жанром. В массе сохранившихся античных свидетельств о древнейшем периоде следует все же выделить главное, вобравшее в себя утраченные первоисточники и оказавшее наибольшее влияние на последующую античную письменную традицию. Это -- сочинения Цицерона, Варрона, Дионисия Галикарнасского, Тита Ливия и Плутарха, а также эрудитов -- Феста, Павла Диакона и комментатора Сервия.
Марк Туллий Цицерон был высокообразованным человеком, законоведом и знатоком отечественной истории. Блестки его эрудиции разбросаны по всем его произведениям. В его трактате "Об ораторе" (II, 15, 62 -- 63) содержится важное замечание о принципах работы историка: недопущение лжи, пристрастия и злобы. С. Л. Утченко" справедливо замечает, что Цицерон едва ли придерживался- этих правил, особенно когда дело касалось современных ему событий. Но, излагая древнейшую историю, он, видимо, ближе стоял к истине. Он порой Ютносился критически к рассказам о Ромуле и Нуме. Он знает своих предшественников и очень ценит Катона (r. р., II; I, 1 -- 3). Главное значение для настоящей темы имеет трактат Цицерона "De re publica". Цицерон излагает в нем свою идею об идеальном государстве, которое должно сочетать в себе преимущества царской власти, правления первых людей и нечто вроде контроля над делами со стороны масс (I, 45, 69). К царской власти он относится очень положительно, отмечая, правда, неустойчивость этой формы, возможность ее вырождения в тиранию. Но благоприятное впечатление вызывает у него именно период первых царей. Традиция об их правлении передана Цицероном достаточно подробно.
С. Л. Утченко " обратил внимание на неточность перевода термина res publica как государства. Цицерон в рассмотрение истории Римского государства включил и Ромулов Рим. Таким образом, в понимании автора трактата Рим -- уже государственное образование. Но это -- вопрос интерпретации им материала, что же касается известий о событиях далекого прошлого, то тут Цицерон не дает повода для нареканий. Он говорит ту правду, которую знает. И к тому же как прекрасный знаток права он объясняет, как функционировали древнейшие римские институты управления, помогая понять, как они возникли. Воздействие Цицерона на последующую римскую (и не только собственно римскую) письменную традицию, в том числе и на историо-
9~ См.: У т ч е н к о С. Л. Политические
~9 См.: там же, с. 84.
графию, огромно. Сообщенные им сведения представляют собой нижний пласт сохранившейся в связном виде античной традиции.
Столь же существенное значение имеет и наследие Варрона. К сожалению, из многих сочинений этого плодовитого ученого дошли до нас лишь трактат "О земледелии'> и более или менее полно трактат "О латинском языке". Первый из них дает небольшой, но важный материал по экономике и аграрным отношениям, второй -- массу сведений по социальной, политической, религиозной истории, по топографии древнейшего Рима, истории его языка. Варрон широко пользуется этимологическим методом, Ряд его этимологий наивен, многое не может быть принято в расчет. Но его огромная эрудиция, тонкое знание латинского и греческого языков позволяют историку извлечь из массы приводимых им вариантов объяснений происхождения слов -- политических и социальных терминов, имен божеств и названий местностей-- очень ценные сведения.
Варрон, как и Цицерон, хорошо знаком с италийским материалом, не только с анналистикой, но и с местными, как римскими, так и сабинскими обычаями, преданиями, верованиями. Ему свойствен сабинский патриотизм, который обусловливает появление в трактате многих деталей, проясняющих происхождение ряда древнейших римских институтов как сабинских. Но это побуждает исследователя к осторожности в обращении с данными Варрона.
Связное изложение всей древнейшей истории Рима содержится в труде Дионисия Галикарнасского, поселившегося в Риме в конце I в. до н. э. в условиях укрепления принципата Лвгуста. И это отразилось на освещении раннего Рима греческим ритором "о. История первых царей, основателей римского величия, выдержана едва ли не в апологетических тонах. При этом Дионисий стремится подчеркнуть близость и даже родство италийских народов с греками. Однако наряду с такой настораживающей тенденциозностью сочинение Дионисия отличается обширной источниковой базой. Он знаком с римской традицией и особенно хорошо знает греческих историков, сицилийцев, весьма осведомленных в древнейшей италийской истории. Поэтому сведения о заселении Италии индоевропейцами, которые Дионисий передает, имеют безусловную ценность. Заслуживают доверия и многие сообщения о социальном строе и религии древнейших римлян. Он, видимо, располагал местными очень древними преданиями. Важно отметить, что Дионисию известны царские установления, причем по какому-то очень древнему тексту.
Подробно изложено начало царского периода у Тита Ливия. В его рассказе много совпадений с Дионисием, что объясняется использованием одних и тех же первоисточников, включая анналистику и Цицерона. Но есть между ними и отличия, обусловленные направлением их интересов. Ливия особенно интересует политическая история, а его изложение социальных и этнических процессов более кратко. Вплоть
'оо Gabb а Е. Studi su Dionigi da Alicarnasso.
– - Athenaeum, 1960, v. 38, N 3 -- 4, р. 175 -- 225.
до середины ХХ в. мировая источниковедческая критика прилагала немало усилий, чтобы дезавуировать Ливия как историка и изобразить его лишь как ритора. За Ливием, с легкой руки Ипполита Тэна "', закрепилась этикетка отличного рассказчика, и за его сочинением признавались . лишь художественные достоинства. Достоверность его сообщений о раннем Риме расценивалась как более чем сомнительйая'". Благодаря достижениям в области смежных с историей наук можно, перефразируя известное выражение Мищенко, касающееся Геродота, сказать, что был произведен не в меру строгий суд над Ливием. Археология свидетельствует о достоверности передаваемых Ливием версий '". Для эпохи Ранней республики и конца царского времени были выявлены кельтские и этрусские версии его традиции, была отмечена антиэтрусская тенденция в ряде его пассажей '". Но есть основания говорить о знакомстве Ливия (может быть через посредство Варрона или непосредственно) с этрусской историографией I в. до н. э. в ее латинском оформлении. Интересно отметить, что А. И. Немировский'О5, негативно относящийся к Ливию как историку, заметил, что тот заимствовал сведения о знамениях и' чудесах из жреческих книг. Но это как раз говорит в пользу Ливия, так как удостоверяет использование им понтификальных анналов, что придает его сообщениям большую надежность.