Маяк мертвых

Усачева Елена Александровна

— Представляешь: лес, земля покрыта мхом, кустики черники, редкие лиственницы, сосны, и все-все вокруг в крестах.

Алена все это хорошо представила. А представив, вздрогнула.

— Почему в крестах?

— Место такое! Легендарное. С любовью связанное.

Алена фыркнула. Опять любовь. Как будто без нее жить нельзя.

— Все легенды про любовь, — недовольно буркнула она.

— Эта особенная. Рассказывать? — Эдик вытер руки тряпкой, присел на крыло, готовый рассказывать.

Алена стрельнула глазами в сторону гостиницы. Мама вряд ли так быстро появится. Пока красавчик не уйдет из столовой,

ее из-за стола не вытащишь.

Алена опустилась на ступеньку крыльца. Делать решительно было нечего.

— Давай рассказывай.

Эдик бросил тряпку в салон и захлопнул капот.

— Встретились на узкой дороге две свадебные процессии, и ни одна не хотела уступать дорогу. Ругались, ругались, пока не подрались. В драке убили жениха и невесту из разных свадеб. Испугавшиеся гости разбежались. С тех пор на этой горке каждый оставляет крестик.

— Как на могиле? — Настроение у Алены не поднималось. — А чего они сразу убивать-то кинулись?

— Легенда, — развел руками Эдик и покосился на свою машину. — Если вы сейчас соберетесь, могу подбросить до Тахкуна. Все равно мне в сторону Кыпу ехать.

Заколдованное место этот остров Хийумаа: куда ни повернешься, все будет в сторону Кыпу.

На Кыпу Алена уже была. Это самый старый маяк на острове. Огромный, белый, с красной шапочкой, он толстоногим монстром смотрится от прибрежных скал. Усеченный конус основания, четыре ребра, упирающиеся в бока для прочности. Кажется, что он так и вырос прямо из этой каменистой земли, уперся в нее лапами — ни упасть, ни отойти. Когда подъезжаешь к нему, дух захватывает — до того он красив. Бешеный ветер бьется лбом о его прочные стены, словно пытается сдвинуть с места, но он не дается. Бросает дальний свет кораблям, предупреждает об опасности. Белой громадой нависает над маленькими человечками, стоящими на земле. Что люди ему, когда он повелевает расстояниями и немножко временем.

На северной точке острова тоже есть маяк. Тахкуна называется. Кыпский маяк самый старый, в Тахкуна самый высокий. Говорят, с него в хорошую погоду видна Финляндия. С финского берега Тахкуна заметен по ночам — светит-то ярко.

А ведь такси можно и отменить. Ехать с Эдиком гораздо интересней.

— Я сейчас сбегаю, спрошу! — подпрыгнула Алена, забыв о своей обиде, о своем желании никогда-никогда больше не общаться с мамой, о своем начавшемся походе к белым медведям.

Поехать с Эдиком к неведомой Горе Крестов, это же… это же…

Долго искать маму не пришлось. Стоило Алене оказаться в полутемной прихожей, как она услышала мамин смех. Она шла из столовой. Не одна. Вместе с красавцем. Держала его под руку. Рядом топала его жизнерадостная подруга. Они мило болтали по-английски. Красавец так же, как и до этого своей спутнице, скромно улыбался маме.

Они не заметили Алену в темноте. Но даже если бы Алена вышла к ним навстречу, они бы все равно не заметили, потому что были слишком увлечены собой и беседой о прелестях жизни на островах. О том, что отсюда помимо парома можно еще и на катере уехать. Что до ближайших островов рукой подать. Что неплохо было бы съездить на Сааремаа или Муху, а то и до Вормси добраться. И хоть бы слово про Алену. Может, она не хочет ехать на продуваемом всеми ветрами катере через Балтику? Если у них тут тонут паромы, то что

говорить о маленькой лодочке?

Дверь открылась, впустив ветер, свет, шум улицы, и закрылась, забрав все это с собой.

Алена выглянула в стеклянную вставку. Они свернули налево, к высокой деревянной башне с часами. Неужели они сейчас договорятся куда-нибудь съездить и Алену забудут? Ведь так они и уплыть без нее могут. Мама такая, мама может…

Онемевшей рукой Алена открыла дверь, постояла на пороге, чувствуя приятную прохладу на лице, и шагнула к машине Эдика. Он в очередной раз вылез из-под капота, посмотрел вопросительно: ну, что решила?

— Мама согласна, — прошептала Алена, осторожно садясь в машину. — Она меня потом подберет. На такси. — И чуть помедлив, добавила: — Я договорилась.

Эдик оглядывался, словно чего-то ждал. Не верил?

— Думаешь?

И почему взрослым всегда все надо уточнять?

— Конечно! — В Алене проснулась кипучая энергия. — Все дороги лежат в сторону Кыпу. К Тахкуна тоже в ту сторону. Ты едешь?

— А мама?

— Мама задержится… Я позвоню, она меня заберет.

И они поехали. Первые пять минут Алена все ждала, что Эдик развернется или потребует позвонить маме. Но он был настоящий эстонец. Спокойный. Раз уж решил, мнения своего не менял.

* * *

Что самое сложное? Нет, не ждать. Для настоящего охотника ожидание — увлекательная игра. Кто кого пересидит, кто переиграет. Игра с человеком — это великое искусство. Человек самый наглый и хитрый хищник. Раньше таким был волк. Сейчас он стал другим. Пугливым. Вымирает. Остается человек. У него много слабых мест, но он все равно живет. А зачем? С таким набором проблем это бестолковое занятие. Но живет и не дает жить другим. Прыгает, суетится — а ведь все напрасно. Жизнь конечна, а потому бессмысленна. Жить так, как живут все взрослые, глупо. Жить по-другому никто не даст. Поэтому собирайтесь в стада и бредите следом за погонщиком.

А выход есть — не оставлять воспоминаний. Все должно быть коротко и быстро. Чтобы не запомнилось.

Со мной не спорят — соглашаются. Я слишком давно здесь и все хорошо знаю. Чем больше воспоминаний, тем короче жизнь. Все, что висит на плечах, тянет ко дну. Чем тяжелее груз, тем меньше шансов всплыть. Но расставаться с грузом не хотят. Гребут под себя — дни рождения, обиды, мелкие радости, слепые надежды, бывшие дружбы, первую любовь, вторую, третью. Детский сад, школа, институтские дружки, коллеги по работе… Начальные классы топят особенно сильно.

Жалости к ним нет. Есть любопытство: как долго это будет продолжаться. Сколько еще надо будет снести на моей Горе Крестов.

* * *

Камешек к камешку. Друг за другом. Чаще попадаются темно-серые, с зеленцой. Маленькие. Неровные. Вот этот похож на треугольничек с обломанным зазубренным краем. Пять, шестой темненький. Седьмой беленький, крепенький кругляшок-кулачок. Будет последним. Теперь нужна перекладинка. Первый камешек маленький светло-коричневый, недокормыш, с узловатой серединкой, словно его, прежде чем затвердить, долго замешивали. Следом бухнулся тяжелый гигант. Получилось некрасиво. Как капля. Камешки поменялись местами, но красоты от этого не прибавилось. Где же взять камешек?