Майне либе Лизхен
Шрифт:
Это «мы» и «на троих» совсем добило Левушку. Он едва не плакал, сидел, сгорбившись и втянув голову в плечи. Никогда в жизни ему не было так стыдно! Вообразил себя Бэтменом, идиот! Последнее слово Левушка произнес вслух, потому что Женя вдруг перестала улыбаться и сказала серьезно:
– Но ты же не сумасшедший. И все равно – один набросился на двоих парней. И очки разбил. Ты за меня испугался, да?
Левушка даже не кивнул, боясь, что тогда прольются стоящие в глазах слезы, но все же не удержался и шмыгнул носом, ненавидя себя еще больше.
– Спасибо! – внимательно глядя на него, сказала Женя. – Я не знала, что ты такой. Я думала,
– А Герман Иванович? – неприязненно спросил Левушка.
– Он на курсах, – улыбнулась Женя. – Компьютерных. А потом у него дипломники. В общем, сказал, раньше восьми не будет. Да и не съест он тебя, что за глупости? Он очень интеллигентный и тактичный человек.
Совсем упав духом, Левушка все же потащился вслед за Женей. Сперва они осмотрели раны, полученные Левушкой в неравном бою: в общем, ничего страшного, только губа разбита, но вполне можно будет отговориться историей о страшном гололеде. Заодно и Ба напугать на своем примере, чтобы не вздумала на улицу без него выходить.
Пока Левушка возился в ванной, Женя устроилась в кресле возле торшера и быстрыми ловкими движениями орудовала иголкой, зашивая разъехавшуюся по шву Левушкину куртку. И эта вполне заурядная картина – вечер, сумерки в комнате, теплый свет старого торшера, объединяющий и оберегающий всех, кто попал в его круг, – вдруг подействовала на Левушку совершенно неожиданно. Он вдруг разом, отбросив все свои теории и построения, рассказал Жене о том, как он любит Ба, как остро жалеет ее и хочет ей помочь – но не знает, чем и как, хоть волком вой! И совета спросить не у кого. Так получилось, что, кроме Ба, у него никого нет.
– А родители у тебя есть? – впервые вмешалась в его страстный монолог Женя.
– Отец умер. А мама живет в Америке, у нее своя жизнь. Ты понимаешь, надо что-то немедленно делать! Самое плохое, что мы не знаем, кто за всем этим стоит. Кто-то заплатил риелторам, они просто выполняют заказ. Но чей?! Они звонили Ба, угрожали. Обещали поджечь дом, и тогда мы все окажемся в бараке, если не сгорим, – о том, что Ба этого просто-напросто не переживет, Левушка умолчал, как умолчал и о том, почему Ба так дорог именно этот дом. Свою тайну она доверила только ему.
Больше вопросов Женя не задавала, сидела, забыв про иголку, сосредоточенно о чем-то думала. Левушка был озадачен: любая из его знакомых девчонок принялась бы охать, сочувствовать и всячески суетиться. Большинство из них, подозревал Левушка, вообще не умеют сидеть тихо и молча больше пяти секунд. Он тоже не знал, что сказать, и, отчаявшись, замолчал. Надежда на то, что нужное решение придет само собой, не оправдалась, и Левушка почувствовал себя неуютно, как голый на морозе.
– Послушай… – задумчиво сказала наконец Женя. – Герман Иванович обещал половину своей квартиры при обмене на меня записать. Сын его не против. А если я буду за ним ухаживать – он ведь уже старик, так? – то он мне и завещание на квартиру напишет. То есть я заинтересована в том, чтобы все прошло без проблем и чтобы мы с ним спокойно уехали в новую квартиру. Которая наполовину уже будет моя. Так?
Женя посмотрела на Левушку, и в ее глазах появилось странное выражение, которое Левушке очень не понравилось.
– Так или нет? – настойчиво переспросила Женя.
– Так, – выдавил Левушка, ругая себя на чем свет стоит за свою глупость.
– Ну хорошо. Допустим, все получится, – так же задумчиво продолжала Женя. – Мы узнаем. А дальше что? Что с этим делать-то?
– Я пойду. – Левушка поднялся с места, все тело у него болело так, как будто его и в самом деле избили до полусмерти. – Ты извини, что я тут тебе… лапши на уши навешал. Забудь.
– Ну уж нет, – решительно остановила его Женя. – Подожди. Что ты сразу на попятную? Хорошо, что потом делать – потом и решим, после. А дом надо спасать. Они ведь и вправду ночью подожгут. Не дай бог, конечно. У наших соседей в поселке дом сгорел, молодые выскочили, а бабушка погибла, в дыму задохнулась. Слушай! – Женя вскочила, отбросив Левушкину куртку, и тут же зашипела, уколовшись об иглу, которую все еще держала в руке. Она немедленно сунула палец в рот, что было совершенно негигиенично, но выглядело так очаровательно, что Левушка невольно засмотрелся. – У нас на рынке месяц назад киоск сгорел, где фейерверки продавали. Не наш, то есть не моей хозяйки. Ольга еще радовалась, что одним конкурентом стало меньше. Короче, там такое было! Пока пожарные все не залили, взрывалось все подряд, петарды, салюты – ужас!
– И что? – устало спросил Левушка. Теперь ему было на все наплевать.
– Как – что? Не понял? Если петарда или фейерверк попадет в огонь, они сами по себе взорвутся. Надо разложить на первом этаже и в подъезде петарды – так, чтоб было незаметно. И если загорится, то они рванут, мы сразу услышим и быстро вызовем пожарных. А то пока проснемся – все сгорит, и мы заодно. У тебя деньги есть?
– Зачем? – тупо переспросил Левушка.
– Тьфу на тебя! – рассердилась Женя. – Тебя ведь вроде по голове не били? Ты собираешься хоть что-то делать или только языком болтать? Есть или нет? Деньги?
– Д-да…
– Иди в магазин напротив, там в фойе киоск, купи петарды, только штук тридцать, не меньше. В общем, на сколько денег хватит. И фейерверков можно штук пять.
– Я… я не могу, – отказался Левушка. Он смотрел на Женю, вытаращив глаза. – В магазин в смысле. Я не пойду.
– Почему? Есть другие предложения? – Женя присела к столу и подперла подбородок рукой, как будто готовясь к длинным и нудным переговорам. – Давай, излагай.
– Нет, других нет. Мне твое нравится. Только… Понимаешь, я в магазине тебя ждал. За стеллажом прятался. А потом, когда тебя… ну, спасать побежал, я его уронил. Стеллаж этот.
– Большой стеллаж? – заинтересованно уточнила Женя.
– До потолка, – вздохнув, сообщил Левушка. – И шириной во все окно.
– А в каком отделе? Что там было-то? – В Женькиных глазах опять появились веселые чертики.
– Порошки стиральные.
– Хорошо, что не посуда, – не выдержав, рассмеялась Женя. И вдруг, вскочив, обогнула стол, подбежала к Левушке и чмокнула его в щеку.
Левушка, как и все студенты-медики почитавший себя бывалым и циничным человеком, немедленно покраснел, как маков цвет. Женя полюбовалась на его яркую окраску, для закрепления эффекта погладила его по руке и сказала: