Майорат Михоровский
Шрифт:
Люция обняла его за шею. Несмотря на ночной мрак, Богдан видел ее большие глаза, лучистые, печальные. Взволнованный до глубины души, он прошептал:
— Люция, я уезжаю в Белочеркассы… но непременно с тобой!
Она покачала головой:
— Это невозможно…
— Возможно. Я увезу тебя в своем сердце, в душе… а потом приеду, чтобы забрать тебя, мою, навсегда! Нас влечет друг к другу некое божество, я давно ощутил прикосновение крылышек этого амура, но теперь и ты почувствовала их легчайшее касание… Перед нами распахнулись широкие горизонты, и мы должны, Люци, вместе
Люция дрожала, но не перечила ему. Потом шепну тихонько:
— Значит, бабушка нам наворожила? Мы начина жить по-настоящему, прошлое было лишь прологом, мы…
— Мы, наконец, будем счастливы! — подхватил Богдан. — Тебе, любимая, я хочу подарить то, чего ты не знала в жизни… Ты идешь со ной?
— Навсегда! На всю жизнь! — ответила Люция с глубокой убежденностью.
Богдан, не помня себя, обнял ее, жаркие губы юно обожгли ее шею. Слившись в тесном объятии, они слушали стук сердец, пили нектар весенней ночи. Им было хорошо друг с другом, они пребывали на вершине блаженства, и раздававшийся порой жаркий шепот произносивший слова любви и нежности, служил тому залогом.
Души их соединились, сердца бились в такт. Они упивались чарами волшебной ночи, унесенные воображением на поросшие цветущим лотосом луга.
— Смотри, Люция, — шепнул Богдан. — Встает заря.
— Это наш рассвет, — сказала она, прижавшись к любимому, уверенная, что это ее чувство — вовсе не иллюзия.
Розовый отблеск зари лег на лица влюбленных, окрасив их в нежные краски лепестков яблоневого цвета.
Жемчужным звоном рассыпались птичьи голоса, утренние шепоты листвы раздались в парке, пробуждая все, что еще спало.
Ласточка в быстром полете пронеслась над головами влюбленных и, радостно щебеча, вылетела в окно.
— Вот и наше первое благословение, — шепнул Богдан.
Птичка вернулась и спела над ними венчальную песнь. И скрылась в небе, улетев навстречу заре.
LII
Пан Мачей Михоровский протянул к Вальдемару дрожащие руки:
— Итак, ты холост… Боже, мой Боже, что же теперь будет?!
Вальдемар спокойно смотрел на него:
— Со мной или с майоратством?
— Ах… — горестно вздохнул пан Мачей, и руки его упали. — Это твое вечное спокойствие, эта ирония…
Вальдемар взял руки старика в свои. Голос майората звачал весело:
— Дедушка, это вовсе не ирония. Твой вопрос согласно строгой логике необходимо было разделить на два вопроса… Отвечаю на первый: что касается меня, со мной все обстоит как и прежде, без малейших перемен.
Он взял колокольчик, позвонил и сказал вошедшему камердинеру:
— Пригласите молодого пана.
Пан Мачей непонимающе уставился на него. Вошел Богдан. Вальдемар взял кузена за руку, повернулся к дедушке:
— Отвечаю на второй вопрос. Вот мой наследник, будущий майорат Михоровский и хозяин Глембовичей, нынешний владетель белочеркасских имений. Так что и с майоратством, дедушка, все обстоит прекрасно.
Воцарилась тишина. Ее вскоре прервало восклицание Богдана:
— Дядя?!
Вальдемар
— Не нужно так удивляться… В Белочеркассы ты приедешь не как администратор, а как владелец. Белочеркассы будут для тебя школой, лишь там перед тобой встанет настоящая работа.
Богдан с чувством поцеловал руку майората.
Весь его облик сиял счастьем и юношеской свежестью.
Даже в самых смелых своих фантазиях он не мог предвидеть такого. Наследник майората!
Чересчур неожиданной, оглушающей была эта весть.
Майорат отстранил его, присмотрелся к взволнованному юноше:
— Ну, как ты чувствуешь себя?
— Дядя! Прости, но твоя щедрость — лишь дополнение, пусть и невероятно ценное, к уже нашедшему меня счастью, о котором ты еще не знаешь. Люция Эдьзоновская и я дали друг другу слово.
На сей раз майорат был оглушен невероятной новостью.
Пан Мачей приподнялся в кресле. Возможно, в последний раз в жизни на лице старика читалось сильное волнение.
Вальдемар удивился не самой новости, а тому, что она прозвучала столь неожиданно Теперь он был совершенно спокоен за Люцию.
И сказал Богдану:
— Я верю в ваше счастье, оба вы заслужили его. Оставайся и впредь таким — способным преодолеть все препятствия, справиться с любыми невзгодами!
Пан Мачей поцеловал Богдана в лоб.
— Признай, дедушка, у Михоровских есть достойный наследник! — сказал Вальдемар.
В день обручения глембовический замок, стоявший глухим и темным после смерти Стефании, вновь обрел былое великолепие. Огромное знамя на башне гордо простерло синее крыло. Майский ветер играл им, солнце ласкало его.
Родным, соседям, администрации и слугам Богдан был официально представлен в качестве будущего глембовического владетеля.
Поскольку все любили юношу, весть эту приняли радостно, хотя и не без удивления. Многие изначально поглядывали на Вальдемара… Вальдемар, стоя на мраморных ступенях пристани, смотрел на шумящую реку позолоченную заходящим солнцем, смотрел на небо, на кроны деревьев, возвращаясь мыслями в минувшую безвозвратно Икарию — страну безмятежного счастья.
Потом он увидел в облаках прекрасное видение, плывущее к нему, словно чудесная сказочная птица. Она, изящная, прекрасная, ступая по цветущим кронам, опустилась на речную гладь и тихо пошла к нему в ореоле прелести, святости. Она, казавшаяся ангелом, несла в душу любимого свои жаркие чувства бездонную пропасть печали и шепот благодарности, и упоение, и благословение на труд во благо человечества.
Несла ему все сокровища, почитаемые им, скрытые в ее сердце, любимые им. Скользила по речной глади — его колдунья его божество, единственная, любимая, покинувшая его, чтобы остаться с ним навечно. Дух его пребывал с нею и теперь, скользя по шелестящим водам, она словно бы стала отражением его души. И душа Вальдемара встретила ее, как частичку себя самой, как драгоценное дитя, взор Вальдемара с религиозным благоговением был обращен к ней. Вот она совсем рядом, Вальдемар ощущает нежное дуновение ее слов, ее неземные поцелуи, ее дыхание. И шепчет всем сердцем, всей душою: