Майская свадьба
Шрифт:
«Если бы не только новое, но и хорошее», – подумала я и взялась вместе с ней пересматривать привезенные вещи.
2
«Если родится девочка, я назову ее Жанной, а если мальчик – Жаном. Ведь этот ребенок появится на свет летом, как святой Жан Батист 2 . И если подумать, то это даже хорошо, что он никому, кроме меня, не нужен и никто им не интересуется, – если бы он был законный, была бы целая церемония с крещением и именами. А так все будет просто. Кроме того, он будет мой, только мой… Моя родная душа».
2
Иоанн
Я часто думала на подобные темы по утрам, нежась в постели, пока ставни еще не были распахнуты и в комнате царствовал полумрак. Так было и в это утро. Прошел уже месяц с той поры, как я приехала на остров, до родов мне оставалось, по нашим с Маргаритой подсчетам, семь или восемь недель, поэтому мысли о ребенке посещали меня все чаще.
Я дернула веревку звонка. Маргарита вошла так быстро, словно всю ночь стояла под дверью.
– Что ни говорите, мадемуазель, – сказала она, помогая мне подняться, – а ночи здесь ужасны. Едва семь часов вечера – будто кто-то свечи гасит одним махом. И так мало белых вокруг…
Она налила воды в медный таз и подала мне салфетку из тонкого полотна, чтобы я вытерла руки и лицо.
Я начала умываться и вдруг замерла, вспомнив кое-что неприятное.
– А что, – спросила я, – мадемуазель Дюран уже встала?
Маргарита кивнула.
– Уже встала, – проговорила она, понижая голос, – уже даже завтракала.
Я поморщилась.
Две недели назад по приказу моего отца на ферму Шароле прибыла мадемуазель Дюран – высокая, сухая, бесцветная дама неопределенного возраста. Скорее всего, ей было около сорока лет. В письме, которое эта особа передала мне, отец писал, что она – известная в Париже сиделка со множеством рекомендаций и что ее обязанностью будет помогать мне ухаживать за ребенком на первых порах. И хотя я не понимала, какой помощи и советов можно ожидать от женщины, которая сама никогда не имела своих детей и даже не была замужем, мне пришлось смириться с ее присутствием. Она делала вид, что следит за моим режимом и питанием и под этим предлогом вмешивалась во все дела, и всюду делала замечания.
– Ее нужно как-нибудь устранить на сегодняшний день, – сказала я. – Она мне надоела. Мы с Воклером собирались ехать в Сен-Пьер покупать рабов. Ты же знаешь, мне давно пора развеяться.
– Мадемуазель Дюран явно это не одобрит. Да и на пользу ли вам пойдет эта поездка?
– Ах, я вовсе не такая слабая, как ты представляешь.
Я закончила умываться и, выпрямившись, вдруг замерла на месте. Радостно-испуганная улыбка тронула мои губы. Я медленно поднесла руки к животу.
– Господи, что это с вами? – воскликнула Маргарита, бросаясь ко мне. – Больно, да?
Я покачала головой.
– Нет, совсем не больно… просто он ворочается! Ой! Боже! Маргарита, он двигается, да еще как!
Я ухватилась за ее плечо и рассмеялась до слез. Маргарита провела рукой по моим волосам.
– Ну-ну, успокойтесь! Разве можно так смеяться? Вы еще не знаете, что вас ждет два месяца спустя…
– Ах, наоборот, я хочу, чтобы это случилось поскорее. Я так устала ждать!
Дверь отворилась и бесцеремонно, даже не постучав, вошла мадемуазель Дюран.
– Хорошо ли вы себя
– Оставьте меня в покое! – приказала я раздраженно. – Вы разве не видите, что я еще не готова!
– Поторопитесь, говорю вам, поторопитесь.
Я была вне себя от подобной наглости. С чего мне торопиться? Ни король, ни королева, ни даже граф д'Артуа не говорили со мной в таком тоне.
– О, дайте мне вернуться в Париж, – пообещала я гневно, – вот там вы, мадемуазель Дюран, узнаете, что я с вами сделаю!
При такой угрозе она обычно удалялась. Так случилось и теперь. Едва за ней закрылась дверь, я повернулась к Маргарите.
– Быстрее! Давай-ка одеваться!
Я теперь носила только широкие – даже очень широкие – шелковые платья преимущественно ярких расцветок; волосы прикрывала белыми муслиновыми чепчиками. Правда, эта вест-индская мода после вычурных мод Парижа казалась мне немного смешной.
Я завтракала поспешно, потому что в Сен-Пьер действительно надо было приехать как можно раньше. На Мартинике была пора тропических ливней; чуть ли не каждый день после полудня на землю изливался такой поток воды, какого в Париже и ждать было нельзя. Воклер предупредил меня, что вернемся мы только завтра к вечеру: составление купчих требовало много времени.
Я вышла из столовой в коридор, размышляя, куда же девался Воклер. Странное сопение и возня доносились из одной из комнат. Я прислушалась. Нечто подобное слышалось и в версальских закоулках, когда какая-нибудь парочка решала уединиться.
– Господин Воклер, оставьте меня, я умоляю вас!
Не задумываясь, я распахнула дверь. Толстый грузный Воклер, обхватив за талию какую-то девушку, обнимал ее так грубо, будто пытался свалить на пол. Она отбивалась и плакала.
– Селина! – возмутилась я. – Немедленно отпустите ее, вы слышите?
Она вырвалась из его рук и выбежала из комнаты, украдкой бросив на меня благодарный взгляд. Я топнула ногой.
– Воклер, мне все это надоело. Я жду вас уже полчаса. Может быть, вы все-таки вспомните о своем обещании?
Я пыталась замять случившееся, но управляющий был разъярен и едва скрывал это. Возможно, если бы я не была дочерью принца, он бы набросился на меня с кулаками.
– Черт возьми… вечно вы появляетесь не вовремя!
– Я появилась как раз вовремя, да! И не трогайте больше Селину. Она ведь моя горничная, не так ли?
Воклер дышал тяжело, с надрывом, бросая на меня ненавидящие взгляды.
– Какое вам дело до Селины? Она рабыня. Я ведь деньги вашему отцу высылаю в Париж исправно и в срок, правда? Так чего же вы мешаете мне жить, как мне хочется?
– Я не потерплю, чтобы в моем присутствии насиловали девушек.
– Каких еще девушек? Она рабыня. Черт возьми, неужели вы не понимаете этого?
Я ушла, сознавая, что мои возражения ничего не изменят.
Всю дорогу Воклер ворчал и дулся на меня, но лошадь вел осторожно, и мне не на что было пожаловаться. Я быстро забыла о случившемся. Я была так далека от дел фермы, условий жизни рабов, их страданий и горестей. Я лелеяла только одну мечту – родить ребенка, стать стройной и красивой и как можно скорее вернуться в Париж. Жаркая, яркая Мартиника мне по-своему нравилась, конечно, но оставаться здесь надолго я не собиралась.