Майя и другие
Шрифт:
и это в 2004 году.
на четвертом году жизни новорожденного XXI века мы не словили твою голову, летевшую по трамвайным путям.
гол.
мяч в ворота.
и что делали в этот момент твои руки?
курили?
как всегда, держали фильтр?
ты была влюблена?
когда была последняя постель с сашей?
или не было вообще, а все сказки?
лиза ушла сама или ты ее, как всегда и всех, вынудила?
ты слышала, как я искала тебя за семь дней до твоей смерти?
мы приехали в питер, и я зашла к тебе. позвонила в дверь. мне отворил твой вечно бухой сосед
таким образом, ты погибла дважды: сначала смерть намекнула, а потом пришла за тобой сама.
почему так? почему? за что?
слишком много вопросов. ни одного ответа.
я схожу с ума.
наше последнее прощание было после того концерта в вагоне питерского экспресса. ты провожала нас. я уговаривала тебя поехать с нами зайцем на полке для багажа и жить с нами в москве. я была уверена, что так надо сделать. дальше тянуть было нельзя – ты с каждым разом сдавала все сильнее и очевиднее. надо было вытягивать тебя из питерского гнилья и спасать.
– поехали!
– но у меня нет паспорта!
– вот черт! ну нет так нет! поехали зайцем!
– я не могу. мне надо забрать паспорт. завтра заберу и приеду.
– поехали сейчас. ну его!
– нет. динуль, заберу и приеду. обещаю.
и рука с другой стороны вагона, и ты побежала вместе с ним. мне кажется, я подумала тогда, что вижу тебя последний раз.
так и случилось. ты погибла.
тебя просто
прямо в лоб
снес трамвай
в пять утра
29 октября 2004 года.
трамвай успел.
а я нет.
день второй
ее смерть живет во мне. каждую секунду. ее смерть живет во мне, как живут во мне мои дети. эта смерть дышит со мной в такт. так же безукоризненно следуя за мной везде, как маленькая ахмадулинская дочь за дождем.
я не принимаю смерть, но она – плющ. вечно зеленое растение, отвратительное в своем непоколебимом спокойствии и уверенности, что всех переживет. еще бы! смерть терпеливо наблюдала за нами. ждала. и когда наступил момент, исполнила свой долг.
и вот ее пьедестал! а я молча задыхаюсь у изножья, не имея слабости сказать: “я тебя ненавижу. тебя нет”.
стоит сорваться, она тут же осклабится: “меня нет? вы уверены, мадемуазель? не смешите! эту жизнь выиграла я. а вы обречены ходить по кругу”.
и я – полная веры в то, что смерти не существует, и поэтому никто из нас никогда не умрет, – каждый день здороваюсь со смертью ольги.
день третий
иногда очень хочется сломать шею
роскошной розе в каскадах дыма,
не пить свой бокал намного быстрее,
чем тебя сочтут до дна нелюдимым,
поднять чей-то стул за любую ножку,
осквернить окно водопадом трещин,
пробить и выкинуть, как сережку
в подарочный флирт для игривых женщин,
и кинуться вслед, чуя ярость в
в паденье превысив стремленье бега,
упасть. и прочувствовать горький запах
деревьев в коросте саднящей снега.
ты была поэт. не именно стихами.
стихо-творения – всего лишь почерк поэта.
ты была поэт в самом выразительном значении этого звания.
ты была идеальна в единственном его предназначении – великодушии и любви.
я не утрирую. добрее не сыскать и совестливее не найти.
не веришь? спроси тех, кто остался жив.
я расскажу про тебя как есть. не обижайся, пожалуйста. наплюй на общественное мнение – оно суть проституция. оправдываться и краснеть не за что. было как было. и было честно. головокружительно честно. временами мы огребали по полной от этой честности. честно до тошноты, мордобоя, пьянок и прочих атрибутов молодости. молодость прошла. теперь если пьянки, то с чувством вины и отвращением; мордобой немыслим; честность каждый день ныряет в двойные стандарты, а тебя физически нет. однако…
однако это не панихида по прекрасной эпохе. сейчас – даря тебе бессмертие этими буквами – я отдаю ей дань. я вспоминаю нашу молодость и ликую от того, что с нами все это было. мой рассказ о тебе полон той же радости, которую ты приносишь, изредка навещая мои сны. я просыпаюсь, и мне очень хорошо от того, что мы опять были вместе. а потом я встаю, и начинается мое настоящее. мое настоящее изумительно, ольга. я настолько счастлива, насколько может быть счастлив живущий. и мне так тебя жаль, ольга. так жаль.
день четвертый
и вот она – story about the most wonderful trouble woman in the universe [29] .
мы стали знакомы в 1992 году. дуэт покорял магадан, песни шли в гору, люди влюблялись как таковые, и пошлое “ложились штабелями” здесь уместно.
помню участие в каком-то студенческом концерте, и пыль изнанки кулис, и я спотыкаюсь о чьи-то гулливерские ноги.
– простите, – шепчу. – ничего страшного, – мне в ответ.
29
История самой прекрасной проблемной женщины во вселенной (англ.).
(именно глагол) задираю голову и много выше себя вижу девичье лицо в огромных ботанических очках.
так мы опознали друг друга. она была режиссер молодежного магаданского театра.
преданная истории, русской, зарубежной и вообще любой литературе, знающая русский, старославянский, церковнославянский как свои пять, ныряющая в недра искусства в любом его проявлении, будь то театр или кино, репин или сальвадор, гомер или зощенко, и свободно чувствовавшая себя на его просторах.
высоченного роста, в ту пору длинные русые волосы и громадные очки и немного птичьи руки с постоянной сигаретой. джинсы ее казались мне парусами, куртки – плащ-палатками, шаги – верстами, мера напитков – кубками. выпив, она брала гитару и, не имея слуха, пела свою: