Мазергала

Рогожин Григорий

Георгий и Альберт отдали лопаты подбежавшему к ним человеку, которому было поручено собирать инструменты у строителей, после чего направились к своему временному "лагерю", где и были сложены их вещи. Какой-то человек, по всем признакам — ваахец, уже прикатил свою тачку для того, чтобы убрать теперь мешавшийся под ногами многочисленных солдат, нехитрый скарб друзей.

Альберт остановил его и тот обрадовался тому, что хозяева поклажи нашлись (кому охота отвечать за чужие вещи?), и немедленно умчался со своей тачкой к следующей груде предметов, оставленных строителями.

"Видимо, ему поручено очистить пристань

от хлама", — догадался Георгий и шутливо сказал Альберту:

— Хорошая у них организация труда, правда?

— Не то, что у нас, в России, — откликнулся Альберт, закидывая на плечо свою, наполовину опустевшую за время странствий, сумку. — И ещё один большой "плюс" — воров нет. Им здесь отрубают руки — мне доктор Кристис рассказывал.

Георгий подумал о том, что если бы в России всем ворам отрубали руки, то кто бы стал кормить появившиеся полчища инвалидов?

Из толпы солдат к друзьям вскоре "пробился" и Александр Григорьевич.

— Вас куда направили? — сразу же спросил он.

— В резерв, — ответил Георгий. — А наш долговязый друг — Кронгрус уже записан в первые ряды воинов.

— Меня тоже направили в резерв. Значит, будем вместе, — "холодным" голосом произнёс Забредягин.

— Александр Григорьевич, вы не видели Ниру с Луканом? — с надеждой спросил Альберт.

— Нет, они мне не встречались, — покачал головой Забредягин. — Разве в этой суете можно кого-то отыскать? Я и вас-то еле-еле нашёл! Я вижу, вы уже готовы? Тогда пошли!

Все трое, с трудом пробившись сквозь толпу людей, направились к Берхенской улице, расположение которой из всех троих знал только один Забредягин. Он, в последние дни часто отлучался куда-то по ночам. Оказывается, в то время как Альберт и Георгий спали, неутомимый учёный вел долгие разговоры с ваахцами у костров. Его любопытство исследователя не знало границ, он хотел знать о мазергалийцах как можно больше и даже осознание того, что ему вскоре вновь придётся вернуться в Россию, не останавливало Александра Григорьевича, а, скорее, наоборот, нехватка времени и заставляла его собирать как можно больше информации об этом мире.

К указанной Карасормом улице, начинавшейся у подножия Южной башни, все трое вышли довольно быстро, причём Георгий, пробиваясь сквозь толпу солдат, чуть не попал под лошадь, на которой восседал сам командующий королевской армией — Сын короля Аллоклия — Ахандр, о котором Хери когда-то, со всей присущей ему язвительностью сказал Кохабару, что "сын короля — непревзойдённый полководец".

"Так никогда не вернешься в Россию, — подумал Георгий, глядя снизу вверх на широкоплечего статного всадника, который, в свою очередь удостоил его взглядом, полным презрения. — Если меня не убьют на этой войне, то уж точно затопчут эти ваахцы, которым абсолютно наплевать — откуда ты прибыл!".

Родной городок N представлялся в этот момент Георгию недостижимым раем. Он уже дал себе слово — никогда впредь не проклинать этот городишко ни в словах, ни в мыслях за его серое, унылое существование.

Георгию совсем не хотелось ввязываться в Мазергале в какие бы то ни было войны, он откровенно скучал по тихой спокойной жизни, которую он вёл у себя на родине, но высказать вслух такие мысли просто не имел права, и причиной тому был Альберт, который в этом случае уж точно потерял бы к Георгию всякое уважение,

на котором, в сущности, и держится настоящая дружба.

Берхенская улица, прямая, словно натянутая струна, пролегала вдоль южной стены Вааха, образованная плотным стройным рядом высоких домов и гладкой крепостной стеной, не являлась улицей, в полном смысле этого слова. Стены домов, выходившие на неё, были абсолютно глухими, ни одной двери, ни одного окна, и, таким образом, они образовывали как бы вторую, дополнительную стену, которая и явилась бы преградой врагу, своего рода ловушкой, если бы тому удалось пересечь первую, основную стену.

Именно на выходе этой улицы-чулка к причалу и собрались сейчас те, кого Карасорм определил в резервный отряд Ваахской армии, созданный, в основном, из тех самых людей, которые три последних дня строили деревянные укрепления на столичной пристани.

Георгий, Альберт и Александр Григорьевич влились в эту большую "разношерстную" группу людей, которые, в ожидании отсутствующего пока командира, неспешно прохаживались, курили, а те, которые пришли сюда одними из первых, расположились прямо у подножия высоченной башни, и, сидя на своих пожитках, лениво судили о том, дойдёт ли Дастиан до Ваахской пристани или же его все же остановит королевский флот. Некоторые их этих людей даже заключали пари по этому поводу.

Атмосфера видимого покоя, царящая здесь, так отличалась от суеты и толкотни в центре пристани, что, если бы не шум и гвалт, доносившиеся сюда от местопребывания основных войск, то можно было бы подумать, что все эти люди пришли на обычное городское собрание, чтобы обсудить, например, отсутствие картофеля-татаба на рыночных прилавках.

Однако вскоре появился Карасорм и идиллии посиделок пришёл конец. Командир тут же заставил всех построиться, и, критически оглядев вверенный ему отряд, скорчил недовольную мину и громко произнес:

— Надеюсь, что пираты Дастиана не доберутся до пристани, а если, не допусти Рум, они и прорвутся сюда, то королевские войска сами, без нашей помощи, расправятся с ними! Почему я так говорю — спросите вы? — Карасорм сделал паузу, прохаживаясь взад-вперед перед строем и похлопывая себя по бедру кольчужной рукавицей. — Да потому, что сразу видно — вояки из вас — никудышные! И только указ короля Аллоклия, который гласит, что нужно собрать как можно больше дееспособных людей для защиты Вааха, вынуждает меня торчать здесь, с вами, вместо того, чтобы находиться среди настоящих воинов!

"Да этот тип за людей нас не считает! — возмущённо думал Георгий, стоящий в первом ряду, между Альбертом и Забредягиным. — Вот и строй после этого стены этим воякам! Везде одно и то же! Никакого уважения! Что в Мазергале, что в России! Кинь камень, обязательно, в какого-нибудь командира, да попадёшь! Сколько ж вас?...".

— Сейчас сюда должны подъехать два фургона с оружием и доспехами! — продолжал Карасорм, делая паузу после каждого слова. — И вот мой первый приказ — не устраивать давки! Каждый из вас, в порядке "живой" очереди, подойдёт и возьмёт одну единицу оружия и одну единицу доспехов! Всё ясно?! — спросил командир и повернулся к строю, откуда доносились вялые "да, да...", боком, театрально прислушиваясь. — Не слышу! — Карасорм повысил голос, явно разозлённый отсутствием военной выправки у новых подчиненных.