Мажор-2. Возврата быть не может
Шрифт:
– Ну, – Соколовский откинулся на спинку второго кресла, рядом с Петровым, – что мы имеем? Что, судя по снимкам Ушаковой, у нее была некая подруга. Вот эта, которая до определенного момента регулярно появлялась на фотографиях вместе с нашей фигуранткой. А потом, месяц назад – перестала. А неделю назад Ушакова установила в аквариуме видеокамеру. Что даже звучит абсурдно. Так что это за Ульяна?
Соколовский щелкнул пальцем по экрану и посмотрел вопросительно на Петрова:
– Ну, колись, юный извращенец и любитель пухлых женщин.
– Я
– А вот Ушакова про нее что-то такое знала, – закинув руки за голову, задумчиво сказал Соколовский. – Ну, или узнала, месяц назад. Любопытно.
Игорь снова стал просматривать фото, где Анастасия Ушакова снималась вместе с Ульяной, потом появилось их фото втроем с мужем.
– Слушай, Леха, – задумчиво сказал Игорь, – ты с аккаунта Ульяны можешь написать Ушакову? Как будто это она ему написала?
– Ну да.
– А в обратную сторону? От него – ей?
– Теоретически? – нахмурился Петров, заподозрив неладное.
– Строго теоретически, – заверил его Соколовский.
Ушаков сидел в кабинете и, понурившись, смотрел в стол перед Родионовой. Пряников стоял над ним, как грозовая туча, и сверлил суровым взглядом затылок несчастного супруга. Аверьянов и Королев с шумом ввалились в кабинет и, увидев эту немую сцену, замерли у входа.
– Оп, а это чего у нас? – первым спросил Даня.
– Да вот господин Ушаков пришел дать признательные показания, – постукивая ручкой по крышке стола, ответила Вика.
– Да, – как-то поспешно стал уверять Ушаков, подняв глаза на Пряникова и двух вошедших оперативников. – Я уже сказал вашей коллеге. Она… не выпала. Это я… ее столкнул.
Жека присвистнул и опустился на стул возле Даниного стола. Ушаков тер виски, багровел, хмурился. Ему явно тяжело было говорить и переживать все это заново. Он сжимал голову руками и еле слышно твердил:
– Арестуйте меня. Я подпишу все, что нужно. Протокол там или что надо. Я виноват.
– Даня, дай ему бумагу и ручку, – приказал Пряников. – Раз так – пишите. Мы не против. Опишите, как все было. В деталях.
Кивнув, Ушаков начал писать. Жека и Даня только недоуменно переглядывались. Вика смотрела на Ушакова с какой-то недоверчивостью, а Пряников снова принялся расхаживать по кабинету, засунув руки в карманы. Никто не обратил внимания, что под окнами рыкнул мотор машины, взвизгнули тормоза. И только когда от сильного толчка распахнулась дверь кабинета, все всполошились и с удивлением уставились на дверь, в которую Соколовский пытался завести какую-то молодую женщину. Женщина отпихивала его и требовала ответа:
– Это что? Что это все значит? Это же машина Вадика там стояла, внизу?
– А это значит, Уля, – ответил Соколовский, продолжая заталкивать женщину в кабинет, – что Вадик тебя по-настоящему любит. Хотя бы этому ты можешь радоваться.
Ушаков при виде женщины вскочил
– Мажор? Как ты вовремя, у нас тут гражданин в убийстве жены сознался.
Пряников с недоумением наблюдал, как Ушаков смотрит на женщину и как та смотрит на Ушакова.
– Игорь, это кто? – наконец строго спросил подполковник.
– А это у нас второе признание сейчас будет, – заявил Соколовский, силой усаживая Ульяну на стул. – А упрямство будет рассматриваться как отягчающее обстоятельство. Ну?
Женщина опустила голову и неожиданно разрыдалась, говоря при этом: «Вадик, Вадя». Ушаков побледнел и возмутился визгливым голосом:
– Зачем вы ее сюда привезли? Господа, я признаю свою вину, это я убил свою жену!
– Она просто не хотела слушать, – сквозь рыдания выдавила из себя Ульяна.
– Кто? – тут же ухватилась за эти слова Родионова.
– Настя…
– Игорь, ну-ка расшифруй этот ребус, – потребовал Пряников.
– Видите ли, час назад им обоим пришло одинаковое сообщение. Ему – от нее. Ей – от него.
Все недоуменно переглянулись и стали смотреть на Соколовского. Даже Ульяна уставилась на него с неприкрытой злостью.
– Какая же ты сука, – прошептала она.
Соколовский спокойно выдержал взгляд женщины и продолжил рассказывать.
– Текст был такой: «Не могу больше молчать. Прости. Я иду в полицию». Куда после этого сообщения побежал господин Ушаков, вы сами видите. А вот Ульяну Селиванову я поймал у дома. Она садилась в такси. С чемоданом. И билетом на ближайший рейс.
Бледный как полотно Ушаков вцепился в стул, на котором сидел.
– Уля – не убийца, – замотал он головой. – Да, я ее люблю. Настя нас… застала… Настя вернулась неожиданно, хотя я теперь понимаю, что она все видела через камеру и прибежала сразу. Уля курила на подоконнике, Настя вцепилась Уле в волосы, я никак не мог их растащить. Уля оттолкнула Настю, и… вот. Так все и получилось. – Его голос окреп, и теперь мужчина уже почти кричал, убежденно, с напором: – Понимаете, никто никого не убивал. Я думал, случайно, но теперь понятно – камера в аквариуме… Она не давала нам слова сказать! Попыталась схватить Улю… И она ее просто толкнула.
– Кто придумал селфи? – спросил Пряников, остановившись у двери.
– Я. Уля была в шоке. Выложил пару фоток.
– А где телефон?
– Спрятал. На всякий случай. После всего… У нее там могло быть что-то еще. На нас.
– Садитесь. Пишите. Оба. Пишите. Суд будет определять степень вины каждого.
Соколовский остался в кабинете один, когда увезли Ушакова и Селиванову. Посмотрев на часы, он прикинул, что Вика уже должна быть в кабинете Пряникова. Но тут звякнул телефон – пришло сообщение. Он посмотрел на экран. «Жду свою машину по адресу ул. Индустриальная, дом 7/5, сегодня в 7». Кивнув, он сунул телефон в карман и поспешил к кабинету начальника отделения.