Мазохистка
Шрифт:
– Зачем тогда такое говорить? – повинуясь неведомому порыву, я поднял ее на руки и понес в комнату.
– Может, я хотела проверить твою реакцию, – женщина коварно улыбнулась, положив голову на мое плечо.
– Глупость какая! – рассердился я, осознав, что снова проиграл в этой дурацкой игре. – Может, хватит уже пытаться меня на чем-то подловить?
– А может, хватит уже делать вид, что я тебе безразлична?! – неожиданно громко воскликнула девушка. Я внимательно посмотрел ей в глаза и понял, что у нее это вырвалось случайно. «Неужели тебе все еще кажется, что ты мне безразлична? Глупая, глупая женщина!»
– А я и не делал, – заметил я, отвернувшись. Женщина не сводила с меня изумленного взгляда до самой комнаты, а я удивлялся, что ее так поражает. Я ведь давно перестал быть объективным
– А теперь скажи мне, что произошло в кабинете? Выходит, все это время ты меня обманывала? – строго спросил я, опустив ее на кровать и усевшись рядом.
– Я сама не знаю, что это было, честно. Со мной такое впервые! Я бы не стала тебе лгать!
Я смотрел в ее глаза, пытаясь найти в них хотя бы намек на обман или простое утаение действительности. Однако ничего подобного в них не нашел и вынужден был отмести свои подозрения.
– Странно, что ты сделала это без подготовки.
– Что сделала?
– Вызвала пламя посмертной воли. – Глаза Рены широко распахнулись от непритворного изумления. – Еще более странно – это его цвет. Ничего подобного не видел. Попробуй сделать это снова.
– Х-хорошо, но… я даже не знаю – как.
– А о чем ты думала в тот момент? – Я знал, что сила пламени зависит от решимости, и потому мне было интересно, как человек без подготовки смог его извлечь. Однако то, что она мне ответила…
– Я… не могла позволить тебе умереть. Что такое? – тут же спросила она, заметив мою реакцию.
– Думаешь, я не могу сам себя защитить? Мне не нужна помощь женщины! Это унизительно! – Злость просто переполняла меня. Мужчина должен защищать женщину, никак не наоборот! А тем более – когда дело касается меня. Гордость моя была ущемлена, и я стремительно падал в собственных глазах.
– Что? Вот это я слышу вместо благодарности? – закричала Рена. – Вечно ты чем-то недоволен, по-твоему, я делаю это потому, что думаю, что ты сам не способен за себя постоять? – Она слезла с кровати и направилась к двери, но я молниеносно оказался рядом, прижав ее к стенке.
– А зачем тогда ты это делаешь? Я не понимаю! Зачем ты показываешь мне мои же слабости? Зачем заставляешь вести себя так, как мне не хочется? Зачем пытаешься влезть мне в душу? – я сорвался на ней, с силой сжимая женские плечи.
– Да потому что я люблю тебя, идиот!
…
…
…
«Что?»
«Что???»
«ВРООООЙ, ЧТО???»
Мозг мой полностью отключился, и я остался бесконтрольно разрываем на части сотней самых разных эмоций. Я уставился на нее, ничего не понимая, чувствуя, как руки перестали сжимать ее плечи. Мне показалось, что время остановилось, и я застрял в каком-то вакууме, который, проникая, вытеснял все мысли из моей головы.
Женщина опустила взгляд, сняла с плеч мои руки и, подойдя к двери, открыла ее.
– Куда ты? – севшим голосом спросил я, так как даже двинуться с места не мог.
– Пойду, прогуляюсь, – тихо ответила Рена и вышла, аккуратно закрыв за собой.
Плохо помню, что со мной было, когда она ушла. Минут пять я все так же бездумно смотрел на стену перед собой, потом, повернувшись к ней спиной, сел прямо на пол.
«Она меня любит», – первой мыслью моей стала констатация факта. А дальше я просто поймал себя на том, что не знаю, что это значит. Не представляю даже. «Любовь? Что это? Как это проявляется? Что при этом чувствуют?» Покопавшись в собственных воспоминаниях, я с трудом уловил нечто столь отдаленное, как любовь к родителям. Но это было так давно и погрязло под столькими смертями, хладнокровными убийствами, безжалостными «контрольными», что, казалось, это не имеет ко мне никакого отношения. А даже если и имеет, это все равно не одно и то же – любовь к родственнику и любовь к человеку, с которым тебя связывают отнюдь не родственные узы. «Возможно, я просто не способен на это». Почему я сразу попытался оценить свою способность любить, осталось для меня малопонятным, ведь следовало, наверное, понять, что при этом чувствует она. «Может, спросить у нее напрямую?.. Нет, опять все испорчу, а она заревет. Снова назовет меня бесчувственным чурбаном или… Бесчувственным… Наверное, это и есть – неспособность любить. Это она имела тогда в виду?
Она сидела на крыльце, обхватив плечи руками, погруженная в свои мысли, даже не заметив моего появления. «Так я и думал». Я накинул на ее плечи пальто и присел рядом. Теперь, когда она снова была близко, беспокойство сменилось тягостной неловкостью. Я буквально ощущал себя виноватым за то, что не могу ответить ей взаимностью, хотя вины в этом моей никакой не было. Так я думал. Тогда я сам ничего не понимал в собственных эмоциях. Не знал, что испытываю по отношению к ней. Наверное, было в этом, в самом деле, что-то ребяческое – отрицать действительность, спорить до хрипоты, настаивать на своей правоте, хотя ты уже знаешь, что не прав, чувствуешь это всем нутром, понимаешь, что факты против тебя, но что-то упорно не дает тебе с этим смириться. И правда была в том, что я не хотел любить. Мне было страшно. Я боялся узнать, что со мной станет, если я позволю себе попытаться это прочувствовать. Чисто инстинктивно я догадывался о природе этих эмоций, и весьма смутно, но подозревал о тех их семенах, что посеяны где-то глубоко в моей душе. Я отрицал их существование, ссылаясь на незнание, но интуицию сложно обмануть. И единственное, что мне оставалось – не дать им прорасти. Не дать захватить себя этой слабости, что, как ржавчина – лезвие, разъест меня изнутри, сделав мягким и податливым. Поражение. Я не хотел быть побежденным этой женщиной и своими чувствами к ней.
– Пойдем в дом, а то ты в одной рубашке, – нарушила Рена молчание. – Простудишься, – она поднялась и начала отряхивать джинсы.
Я все так же сидел, смотря себе под ноги. Раньше я бы накричал на нее, велев не относиться ко мне как к ребенку, но теперь, когда я знал о причине ее волнений о моем здоровье, ее немного навязчивой заботы…
– Скуало, – позвала она. Я не отреагировал, все еще поглощенный тяжелыми мыслями. Неожиданно я почувствовал, как она обняла меня за шею. – Прости меня. – «Что?!» – Я не должна была этого говорить. Это было эгоистично и выглядит так, будто я жду чего-то от тебя взамен. – «Так вот что за штука эта любовь. Она извиняется за то, что призналась в своих чувствах, потому что думает, будто мне это неприятно. То есть когда… любишь… думаешь, в первую очередь, о другом, а не о себе. Нет, это точно не для меня!» – Но это не так. Ты вовсе не виноват, что ничего ко мне не чувствуешь. Пойдем вну…
Бабац. Внутри что-то оборвалось и полетело вниз, увлекая меня за собой. «Вот так-то. Все за меня решила. Даже шанса не дала», – мне отчего-то стало на долю секунды обидно. Будто я кусок мрамора какой-то, хоть и хотел таким казаться. Наверное, это все природа человеческого отрицания – когда о человеке при нем что-то уверенно заявляют, он старается это опровергнуть, вот и я…
– Я чувствую, – мой голос прозвучал неожиданно тихо, будто и не я это произнес. Женщина молчала. – Но не знаю – что, – честно признался я. И зачем-то вдруг начал оправдываться: – Никто никогда не говорил мне ничего подобного. И я никогда не говорил такого. И…