Мазохистка
Шрифт:
– И не надо. С твоим видом деятельности, любые привязанности опасны, – Рена уперлась лбом в мой затылок, а я в очередной раз поразился ее самоотверженности.
– Хорошо, что ты это понимаешь, женщина, – вздохнул я. – Я не хотел бы чувствовать нечто подобное. – Я решил не давать ей ложных надежд. – Если тебя что-то не устраивает…
«То что? Можешь валить на все четыре стороны? И как я с этим справлюсь тогда?»
– Нет, я все понимаю, – спокойно ответила она.
Волна облегчения и самодовольства накрыла меня с головой. Я вдруг понял, что теперь, зная ее слабость по отношению ко мне, могу вести себя, как хочу эгоистично. И она
Женщина поднялась, взяла меня за руку и потянула к двери. Я столкнулся взглядом с ее глазами, и мне показалось, что она все поняла – все, что я чувствую на самом деле, как мучаюсь, несмотря на то, что не показываю вида. Безразличие мое куплено муками совести, и теперь я вновь перестану спать по ночам, только на этот раз не от не нашедшего выход возбуждения. И неизвестно еще, что хуже.
====== POV Скуало – 16. ======
Как я и ожидал, заснуть мне в эту ночь не удалось. Беспокойные мысли метались в моей голове, отчего у меня разыгралась адская мигрень. В то же самое время мне казалось, что Рена тоже не спит, однако я не стал проверять свои догадки по этому поводу, так как окажись, что мы оба не можем заснуть, я не знал бы, что мне на это ей сказать.
Ее порывистое признание стояло звоном в ушах, не желая меня отпускать – я раз за разом проигрывал в сознании этот момент, чувствуя себя все более и более уставшим и расстроенным. Я не знал, как себя теперь с ней вести, все вдруг стало таким сложным и неоднозначным.
Когда за окном забрезжил рассвет, я встал с постели, ощущая себя разбитым и не выспавшимся, и, не умываясь, угрюмо поплелся на кухню, дабы попросить кого-нибудь сварить мне крепкий кофе. Благо наш повар уже вовсю суетился у плиты, окутанный ароматами специй и замаринованного мяса. На мою просьбу он как-то сочувственно на меня посмотрел, но, ничего не сказав, поставил здоровенную турку на большой огонь. Я отправился в обеденную, уселся за большой старый прямоугольный стол из красного дерева, на боку которого Бельфегор, помнится, в детстве еще накарябал свое имя. Обхватив голову руками, я уставился на гладкую поверхность, отполированную до блеска не одним десятком рук так, что я видел в ней свое отражение. За созерцанием собственной недовольной рожи я не заметил, как заснул.
Проснулся я от грудного голоса Леви, который тряс меня за плечо:
– Скуало. Скуало, хватит дрыхнуть на столе!
– А? Что? Кофе принесли?
– Вот еще, буду я тебе кофе носить! – пробурчал Леви-а-Тан и сел напротив с большой тарелкой отбивных.
Я протер заспанные глаза и уныло уставился на остывший кофе, стоявший неподалеку. Не найдя ничего лучше, я залпом осушил свою кружку, поморщившись от горькой холодной жидкости.
– Что, выгнала тебя из собственной комнаты? Так я и знал, от женщин вечно одни проблемы.
– Это верно. Вот только никто меня не выгонял. – Я зевнул и заглянул на дно кружки, поняв, что одной порции кофеина мне недостаточно.
– Ты что же, сам себя выгнал? – прожевав кусок, спросил меня Леви.
–
Попросив «добавки», я с сомнением посмотрел на сковородку, полную отбивных. Я вроде бы и ощущал голод, но в то же время не хотел есть. Повар снова с жалостью посмотрел на меня и вдруг добродушно предложил:
– Может, карпаччо?
«Неужели теперь даже у прислуги я вызываю чувство жалости?..»
– А долго будете готовить?
– Нет, сеньор, мы Вам еще вчера приготовили, но Вы так и не пришли ужинать.
«Точняк, я ж со вчерашнего ничего не жрал».
– Ладно, давайте, – милостиво согласился я, усевшись прямо за кухонный стол.
Мужчина открыл дверцы одного из холодильников и выудил оттуда большое блюдо. Он поставил его передо мной и направился к полкам со столовыми приборами, а я критически осматривал карпаччо из тунца. Что-то в нем было не так, и я все не мог понять – что именно. Когда мне принесли вилку и нож, я обмакнул кусочек тонко нарезанного филе в соус, отправил его в рот и, задумчиво пожевав, заметил:
– Вы, кажется, что-то забыли туда положить.
– Нет-нет, что Вы, сеньор Суперби! Все как обычно, я никогда не отклоняюсь от рецепта! – испуганно заверил меня повар, выставив ладони вперед.
– Да? – Я подпер ладонью лоб, пытаясь понять, чего мне не хватает. И вдруг понял: – Корица!
– Что с корицей? – не понял мужчина.
– Вы забыли ее положить.
– Но… я никогда ее не использовал при готовке карпаччо. Да и зачем? Она придаст сладости, а сладкая рыба это уже…
– Положи мне корицу, мать твою! – Сузив глаза, я посмотрел на его побледневшее лицо.
– Д-да! Конечно! Сию секунду!
«Он-то не клал. Знаю я, кто положил. Это было как раз перед моим отъездом на месяц, а за все это время я карпаччо так ни разу и не ел», – я тяжело вздохнул, не заметив, как повар уже вернулся с небольшой склянкой в руках.
– Больше сыпь, – велел я, когда он после первой порции собирался убрать приправу.
«Высыпь мне всю банку. Чтоб раз и навсегда отбить у меня желание добавлять корицу куда бы то ни было!»
Банку он, конечно же, не высыпал, и блюдо осталось вполне употребляемым. Если не сказать больше.
Когда я доел, на часах было уже десять минут девятого. «Проспала? Или не ищет меня?» Я знал, что надо идти будить ее. Или удостовериться в том, что она начала выполнять упражнения без меня. Однако сил подняться не было. Не было сил пойти на второй этаж, открыть дверь и увидеть ее лицо. Не было сил посмотреть ей в глаза и понять, что она чувствует, глядя на меня. Не было сил мучиться вопросами по поводу того, правильно ли я поступил, сказав ей, что никогда не полюблю ее. Просто не было сил.
И вот я сидел, молча наблюдая, как секундная стрелка совершает один оборот за другим, словно белка в колесе, которая никак не может покинуть этот замкнутый круг. Когда часы показали половину, я резко поднялся и направился в свою комнату, решив, что – будь, как будет.
Открыв дверь, я увидел женщину сладко спящей на моей половине. Копна черных волос разметалась по моей подушке, в которую она зарылась лицом. Я стоял и смотрел на эту картину, и вся решительность тотчас покинула меня. Я присел рядом с ней на кровать, наблюдая за ее размеренным дыханием, и протянул уже руку, чтобы погладить ее по плечу, но одернул сам себя. Встав, я походил по комнате и, прочистив горло, громко потребовал: