Мазурка для двух покойников
Шрифт:
– Черт возьми, если это так, не останется камня на камне.
Мария Ауксильядора Поррас, невеста или вроде того первого мужа Георгины, Адольфито Чокейро, бросившая его, целую неделю провела в постели с Мисифу.
– И не было противно?
– Противно? С чего это? Бьенвенуто был настоящий мужчина, не очень рослый, но очень мужчина, танцевать с ним не буду, но то, что говорят здесь, – болтовня, люди завистливы и сплетен не сосчитать…
Тетя Эмилия не хочет говорить с дядей Клето.
– Я дама, мне незачем обращаться к беспринципной скотине,
Тело тети Хесусы еще не вынесли, а дядя Клето под собственный аккомпанемент произносил речи: гражданин Галисии, взошел новый день, день спасения и независимости Испании!
– Я не знал, что дядя Клето такой патриот.
– Он не патриот.
Возвращаясь с кладбища (мы с Рамоной впереди), дядя Клето сказал тете Эмилии:
– Я бы хотел поговорить с тобой, Эмилия, и просить прощения за обиды, которые мог причинить. Прощаешь меня?
– Конечно, Клетиньо, разве Господь не простил иудеям, которые его распяли?
– Спасибо, Эмилия, и теперь слушай. Незачем чрезмерно драматизировать, понимаешь?
– Нет.
– Ладно, все равно незачем чрезмерно драматизировать, в семье лучше признать поражение, чем продолжать борьбу; ты признаешь, что побеждена и уступаешь?
Тетя Эмилия сперва покраснела, затем побледнела, потом упала в обморок – удар был сокрушительным. Покуда мы с кузиной Рамоной хлопотали над ней, дядя Клето поднялся к себе и стал играть, перед этим по обычаю пукнул – сухо, резко и продолжительно.
Раймундо, что из Касандульфов, записался в «Знамя Галисии», Ля-Корунья была охвачена национальным подъемом: малыш X. Т., козленок и пять банок кальмара в собственном соку, расстрелян гражданский губернатор дон Франсиско Перес Карбальо; сеньора Т., мама предыдущего и поклонница славной испанской армии, сосиски, ветчина и дюжина чорисо, расстрелян командир атакующих сил дон Мануэль Кесада; дон X. Т., муж второй и отец первого, четыре курицы, шесть дюжин яиц, четыре порции трески, расстрелян капитан атакующих сил дон Гонсало Техеро; И. А., коробка сладостей из Пуэнте-Хениль, расстрелян алькальд Ля-Коруньи, дон Альфредо Суарес Феррин, сеньора – сторонница мира, пять бутылок красной риохи и пять банок масла, расстрелян адмирал дон Антонио Асарола Гросильон; А. С, три кролика, коробка сладостей из Асторги, расстрелян генерал дон Энрике Сальседо Молинуэво. Раймундо, что из Касандульфов, опечален.
– Здесь будет еще много преступлений, уже их достаточно, и много глупости, но хуже всего то, что идем вспять, вся страна, бедная Испания! Хуже всего торжество вульгарности, есть моменты, когда человек гордится своей вульгарностью и предпочитает быть невежественным тупицей, плохие времена, а также и самые трагические, кровавые; посредственность безжалостна и искажает образ и подобие Божье, наряжает его клоуном или клакером, мы можем быть отброшены на столетие назад; но приходится молчать, не стоит пытаться противопоставить что-то приливу и отливу, никто никогда не
Настала хорошая погода, крестьяне ходят ошеломленные, солнце вернуло воздух для дыхания и насытило атмосферу чем-то жирным и не очень здоровым, сеньорита Рамона тревожится об ушедшем Раймундино, но еще больше о нас, оставшихся.
– Хочешь, чтоб вас перестреляли? Здесь мужчинам будет невозможно жить, помнишь, кто-то – не знаю кто – сказал, что человек человеку волк? Похоже, что все запреты на охоту на мужчин отменены, мы, женщины, лучше защищаемся. Почему бы и тебе не уйти?
– Нет, Монча, время еще есть, посмотрим, может, переждем, Моучо – выродок, ты знаешь так же, как я, но тронуть меня не осмелится.
– Не будь столь уверен, такие типы растут как грибы вместе с беспорядком, все одинаковы и поддерживают друг друга.
– Ладно, защититься я сумею.
В таверне Рауко люди молча пьют вино, горько видеть, что никто никому не доверяет.
– Думаешь, Дурной Козе нравится Фабиан Мингела, Моучо?
– Ничего я не думаю, это их дело.
Сеньорита Рамона прекрасна как никогда, глубокие черные глаза и распущенные волосы, известно, печаль придает очарование, но одета скромно.
– Что будешь делать, Робин?
– Не знаю, не один я сомневаюсь, все колеблются и не знают, что делать, уж слишком затянулось это.
Сеньорита Рамона достала бутылку «Опорто» и глубокую коробку с печеньем.
– Хочешь рюмку?
– Да, спасибо.
– Прости, что не поставила тарелку для печенья, бери из коробки, тут есть очень вкусное, из какао.
Сеньорита Рамона села за пианино.
– Что тебе сыграть?
– Что хочешь, мне приятно смотреть на тебя. Сеньорита Рамона улыбнулась с кокетливой гримаской, редко она бывала столь красивой, заметь, я ее хорошо знаю!
– Ты просишь моей руки?
– Нет, Монча, что ты! Я не хочу никого делать несчастным, тем более тебя, я не гожусь в мужья, пожалуй, даже в женихи, скорее всего ни для чего не гожусь.
– Не говори глупостей. Ты уверен, что сделаешь меня несчастной?
Сеньорита Рамона играет «Вальс волн».
– Немного вульгарно, но мило, правда?
– Да, очень мило.
Где-то за глазами, то есть в мозгу, кольнула на миг грустная и слегка отрешенная мысль.
– Монча.
– Да?
– Ты думаешь, меня расстреляют?..
У Марухи Боделон, любовницы Сельсо Варелы, бывшего жениха тети Эмилии, нюх что надо, удлинила рукава и перестала красить волосы.
– Не хочу провоцировать, власти правы, мы, испанцы, должны чем-то отличаться от англичан и французов, чтобы не идти далеко, хотя бы благопристойностью.
Сельсо Варела не понял, но молчал, раны в душе мужчины взывают к молчанию.
– Здесь лучше всего помалкивать, когда Господь захочет, души успокоятся.
– Да, а если не успокоятся?
– Не знаю, тогда подумаем – эмигрировать или покончить с собой. Как больно видеть, что лучшая страна в мире, ну, одна из лучших, истекает кровью!