Мазурка для двух покойников
Шрифт:
– И могли убить?
– Конечно, попади они чуть повыше.
Слепой Гауденсио играет свою мазурку не чаще, чем раньше, здесь, на фронте, меньше злодейства, и при удаче всегда можно уцелеть.
Раймундо, что из Касандульфов, переменил два или три полевых госпиталя, маленьких и плохих, снабженных лишь марлей и йодом, потом его привезли в Миранду на Эбро, где извлекли пулю, там было полно итальянцев, а потом в Логроньо, в Школу искусств и ремесел, там хорошо ухаживали, он нашел себе друзей, простыни в пятнах крови, но это неважно, нечего привередничать.
– Ты откуда?
– Из Элорриа, предместье Витории,
Мончо Прегисасу отхватили одну ногу в земле мавров, правда и то, что не только там происходят такие вещи.
– Как тебе мавры?
– Что тебе сказать? Они не очень хороши были со мной, но и не показались хуже христиан.
Мончо Прегисас всегда был хладнокровен, несколько фантазер, но хладнокровен.
– Но где же ты, несчастный, оставил свою лапу, живую и здоровую?
– В Меллилье, ты знаешь не хуже меня, сто раз тебе говорил, но повторяю, важно, что я вернулся, здесь тоже стреляют, а здешние душегубы с дурной кровью, что убивают людей, – не мавры.
Раймундо, что из Касандульфов, был в пятой палате, двадцать четыре койки и свет не гасят ни днем, ни ночью, в Логроньо хуже было – зимой там очень холодно. В пятой палате о раненых заботились две монашки и две сестры милосердия, четверо юных девушек, под руководством сестры Каталины из Риохи, предприимчивой и отважной женщины.
– Потому что, когда я говорю «молитесь», нужно молиться, ясно?
– Да, сестра…
Мамерто Пайхон не был на войне, но изобрел летающую машину и чуть не разбился насмерть.
– По-моему, виновата трансмиссия, хочу поправиться, попробовать еще раз.
Через несколько дней Раймундо, что из Касандульфов, неожиданно встретил своего кузена, артиллериста Камило.
– И ты?
– Как видишь, и меня достали.
– Куда?
– В грудь.
– Господи Боже!
Донья Мария Ауксильядора Моуренсе, вдова Порраса, возглавила подписной лист на покупку оружия за границей, дала десять песет.
– Если каждый испанец отдаст два дуро, будет настоящее состояние!
Басилиса Дурочка из Тоналейры, «военная покровительница» бедняги Паскуалиньо Антемиля Качисо, сержанта 8-го пехотного полка Саморы, пишет ему каждую неделю, посылает шоколад и табак, сержанта Антемиля убили, но Басилиса Дурочка не знает и продолжает посылать шоколад и табак, как-то послала также чорисо, кто-то попользовался, здесь ничего не пропадает. В пятой палате Раймундо, что из Касандульфов, и его кузен Камило – единственные, у кого есть личные зубные щетки.
– И зубная паста?
– Да, тюбик «Пербороля» на двоих.
Как-то утром сестра Каталина вошла с зубной щеткой в руке и обратилась к испуганной ораве:
– Посмотрим, поймете ли, что вы – дикари, дай мне, Господи, терпение! Гигиена очень важна, все должны быть чистыми, чтобы микробы подохли, понимаете? А зубные щетки есть только у этих двух галисийцев, стыдитесь, у двух галисийцев! Я попросила у полковника щетку для этой палаты, и он дал мне ее, вот она.
Сестра Каталина всем показала щетку цвета карамели.
– Хорошо видите?
– Да, сестра.
– Ладно, с этого вечера, после окончания молитвы, все будете чистить зубы этой щеткой.
Собака Веспора умерла от болей в желудке, ясно, что дядя Клето накануне блевал непереваренной и пропитанной алкоголем пищей, и животное не могло выдержать. Царевич, русская борзая сеньориты
– Ты уверен, что не следует переменить ему имя?
– Не знаю… ну, старайся не окликать его. Алифонсо Мартинес спас свою шкуру, потому что поп из церкви Сан-Мигель де Бусиньос (Мерехильдо) спрятал его, никто не знал, кроме Долорес, конечно, старой служанки дона Мерехильдо; Моучо (Фабиан Мингела) тоже не решился бы пойти против священника.
– Не появлялся здесь?
– Нет, я уже век его не видал.
У Раймундо, что из Касандульфов, и его кузена Камило койки рядом, разделенные ночным столиком, таз для умывания на двоих; умер некто Агирре, стал блевать кровью и умер, и они попросили сестру Каталину поменять места.
– А кто украл зажигалку Агирре?
– Не я, сестра, могу поклясться.
Наверно, Исидро Суарес Мендес, тот всегда крал у мертвецов деньги, портсигары, часы, фото, но мне незачем было обвинять его, сестра Каталина могла бы вышвырнуть его на улицу.
– Я тебе верю, галисиец, не очень, но верю.
Сестра Каталина более женственна, чем бедняжка Ангустия Соньян Корвасин, новобрачная, которую муж бросил через полтора часа после бракосочетания, и, ясное дело, она ушла в монахини.
– И что с ней сталось?
– Не знаю, никогда не знал, пожалуй, умерла от анемии.
– Да, это скорее всего.
– А может быть, ее ужалил овод, и она стала хромой.
– И это возможно.
В госпиталь приходят барышни из «Фронта и госпиталя», чтобы помочь нам, их называют маргаритками в честь супруги Карла VII (маркиз де Брадомин посетил королевскую чету в Эстелье, как рассказывает Валье-Инклан [45] в «Зимней сонате»), маргаритки раздают раненым четки и сигареты, а также шерстяные кальсоны, фуфайки, свитера и прочее барахло и бутылочки коньяка «Три ноля», «Три чарки», «Три лозы», пристают, как смола, обращаются с нами как с нищими, подопечными общества Святого Висента де Поля. На маргаритках хаки и красные шапочки, так как они – карлистки, понятное дело, чаще всего их так и зовут, их шеф, донья Мария Роза Уррака Пастор (а может быть, Роза Мария, не знаю) несколько велика ростом, но очень нравится артиллеристу Камило.
45
Рамон Мария де Валье-Инклан (1869–1936) – классик испанской литературы.
– Очень хороша и напоминает мне генерала Сильвестре, дона Мануэля Фернандеса Сильвестре, того, что потерпел поражение при Аннуале. [46]
– Если б еще усы.
– Да, но осанка и походка!
Касиано Ареаль, служащий бисквитной фабрики «Испанский бисквит» (прежде – «Английский бисквит»), – единственный, кто мог утихомирить донью Риту, когда та взбесится.
– Слушайте, Касиано, прости меня Боже, но если мой муж снова будет давать осечку после стольких денег, что я на него потратила, клянусь вам, что убью его, Богом клянусь!
46
В Аннуале в 1912 г. испанцы были разбиты марокканцами.