Меценат из ментовки

Чернов Александр Викторович

Жорик сложил листок бумаги и сунул в карман.

– Ладно, разберусь, - он крепко пожал Стражникову руку.
– Спасибо, Олег, ты снова меня выручил.

На широком скуластом лице майора сверкнула белозубая улыбка.

– Да чего уж там, пользуйся пока возможность есть.

Привольнов подмигнул приятелю:

– Я и пользуюсь. Без зазрения совести. Возможно, с тобой еще увидимся и не раз. Ну, пока!
– Жорик вышел из автомобиля, бросил обертку от мороженого в урну и зашагал к расположенной неподалеку автобусной остановке.

Братья Гаджиевы Ринат и Рашид жили за чертой города на улице Виноградной в собственном доме. Путь был неблизким, Привольнов решил начать именно с этого адреса, дабы если Гаджиевы уехали в рейс, сразу списать братьев со счетов и больше

уже не рассчитывать на их помощь. Привольнов сошел с автобуса у колхозного гаража. Прошелся по центру села, выспрашивая у прохожих нужный адрес, а, разузнав его, нырнул в проулок. В начале его стояли четыре дома. За ними справа располагалась школа, напротив нее за забором тянулись теплицы. За школой дома продолжались, а за теплицами начинался сад. Жорику повезло. Еще издали он увидел, стоявший у первого дома за школой «КАМАЗ» с фурой. Братья были дома. Кабина «КАМАЗа» была откинута. Шел ремонт двигателя. Привольнов замедлил шаг, чтобы присмотреться и сориентироваться. У раскиданного рядом с машиной на куске брезента моторе копались двое молодых мужчин лет за тридцать. Оба рослые, загорелые, русоволосые, в промасленных комбинезонах, оба чумазые. Однако братья различались. У одного лицо было широкое, чуть кривоватое, у другого узкое, скуластое. У одного были маленькие глазки, вздернутый нос, тонкие губы, у другого наоборот - глаза большие круглые, нос крупный, губы-шлепанцы. Один русоволосый, другой - брюнет. Один сутулый, другой прямой, как жердь. Если внимательно приглядеться, можно было найти еще немало отличий, но да оставим сравнительный анализ сходства и несходства братьев в покое и, как говорят классики, продолжим наше повествование.

Привольнов приблизился.

– Здорово, мужики!

Сидевший на корточках и копавшийся в моторе кривоватый покосился на подошедшего.

– Ну, здорово.

Не зная с чего начать разговор, Привольнов брякнул:

– Мотор ремонтируете?

Второй мужчина, так же сидевший на корточках, промывал в тазу с бензином детали. Он исподлобья взглянул на Жорика.

– Нет, на рояле оперу сочиняем, - буркнул он.

Приветливые ребята нечего сказать. Жорик осветил лицо улыбкой.

– Да ладно вам прикалываться, - заявил он дружелюбно.
– Кто из вас Рашид, а кто Ринат?

На этот раз в глазах Гаджиевых появился интерес.

– А ты откуда наши имена знаешь?
– спросил кривоватый.

– В филармонии сказали, - рассмеялся Привольнов.
– Говорят, есть два маэстро Гаджиевы, с закрытыми глазами любой двигатель в два счета разберут и соберут.

Мужчины не были падки на лесть. А может, настроение у них было дурное. Во всяком случае на комплимент они никак не отреагировали и желание завязать разговор не выказали.

– Я Ринат, - хмуро сказал тот мужчина, что мыл в тазу детали.
– А он Рашид.

Кривоватый вытер тыльной стороной руки рот и заявил:

– Чего надо-то? Говори. А то у нас работы валом. Движок нужно собрать да в рейс отправляться. Не укладываемся вовремя.

– Да-да, я понимаю, - поспешно сказал Жорик и присел рядом с братьями на корточки.
– Вот что, мужики, - начал он задушевно.
– Я тут слышал, грабанули вас недавно, будто бы.

Рашид перестал отвинчивать на коллекторе гайку, обернул к Жорику удивленное и злое лицо.

– Ну, было дело, а тебе-то что?

По реакции братьев стало ясно, что им неприятен разговор об ограблении, однако Привольнов продолжал гнуть свое.

– Так, узнать хотел, что произошло.

– И зачем тебе?
– отложив кисть, которой мыл в тазу поддон, спросил Ринат.

– Интересуюсь я этим делом, - Жорик поочередно искательно взглянул на братьев.
– Вы бы рассказали, ребята, об ограблении. Мне очень нужно.

Рашид бросил ключ на брезент и встал во весь рост. Поднялся вслед за братом и Ринат.

– А ты кто, вообще-то такой?
– спросил кривоватый.

Не сидеть же на корточках, когда над тобой возвышаются двое громил. Мало ли что. Жорик поднялся и на всякий случай сделал шаг назад, подальше от сжатых кулаков Рашида.

– Ну, милиционер я из РОВД, - заявил Привольнов, вспомнив свой недавний удачный дебют в роли следователя в доме Савченко Натальи.

Криволицый смешался, но быстро оправился и потребовал:

– Ну-ка, документики покажи!

Пришел

черед смешаться Привольнову. Он заморгал, потом похлопал себя руками по карманам и с озабоченным видом произнес:

– Я, мужики, удостоверение, кажется, дома забыл.

– Та-ак, ясно!
– протянул Рашид, потом нагнулся, поднял с брезента монтировку и бросил брату.
– Ну-ка, Ринат, хватай его. Вызовем милицию, пусть приезжают и разбираются с ним.

Привольнов натянуто улыбнулся и сделал еще шаг назад.

– Эй, эй, братаны! Будьте мужиками! Давайте-ка поговорим по душам, без милиции.

– Хватит!
– отрезал Рашид.
– Поговорили уже с одними по душам. Теперь за украденный товар всю жизнь рассчитываться придется. Давай-ка придержим его, Ринат, до выяснения обстоятельств.
– Держа на отлете монтировку, криволицый двинулся к Привольнову.

Ринат стал заходить с фланга. Жорик попятился.

– Ладно, ладно, мужики. Я все понял и ухожу. До свидания.

– Нет уж!
– осклабился Рашид, показав два ряда не очень ровных зубов.
– Теперь повремени. Будем знакомиться поближе.

Не везет в последнее время Жорику. Большинство с кем он встречался, норовят завязать с ним драку. Похоже, и сейчас без зуботычин не обойтись.

Не спуская глаз с монтировки, Привольнов с силой пнул в пах зашедшего сбоку Рината и почти сразу же ударил рукой по руке Рашида. Промахнулся. Предплечье угодило в монтировку, скользнуло по ней. Еще мгновенье и соскользнувшее с руки криволицего оружие врежется ему в скулу. Тогда Жорик продолжил движение корпусом вперед и въехал головой в подбородок Рашиду. Клацнув зубами, Рашид откинул голову, шагнул назад и, зацепившись ногой за движок, плашмя упал на разбросанные по брезенту гайки, болты, детали и инструменты. Крик огласил окрестности. Неизвестно что и куда впилось Рашиду в тело, но только он заголосил так дико, что стоявший на коленях и державший внизу живота руки Ринат на мгновенье перестал корчиться и удивленно взглянул на братана. А Рашид, выкрикивая проклятья, уже вскочил на ноги. Он схватил крышку поддона и, наступая на Жорика, стал размахивать ею, будто палашом, норовя снести Привольнову голову. Жорик в очередной раз пригнулся. Крышка поддона просвистела над его головой, а Привольнов рантом туфли пнул Рашида под коленную чашечку. Нога у криволицего подломилась. Однако он, превозмогая боль, умудрился звездануть противника железякой сверху по голове. Привольнов ничего не успел предпринять. Он лишь наклонился еще ниже и втянул голову в плечи. Удар пришелся по хребту и затылку. Жорик рухнул на землю. Его пнули в плечо, потом в голову. Оклемался и Ринат. Он подбежал к лежавшему ничком противнику, оба брата навалились на Привольнова и стали заламывать ему руки. Но не тут-то было. У Жорика, будто открылось второе дыхание. В милицию Привольнов не хотел. С удвоенной энергией он стал бороться с братьями, извиваясь в их руках, точно угорь. Один точный удар локтем в нос Рашиду решил дело. Вскрикнув, тот брякнулся на зад и схватился руками за лицо. Меж пальцев его рук потекла струйка крови. Один готов. Справиться с Ринатом уже не составило труда. Жорик наотмашь кулаком ударил противника в грудь, затем другой рукой в челюсть. Ринат отлетел от Привольнова, будто снаряд выпущенный из катапульты. Жорик встал и зашагал по дороге к остановке. Никто из братьев его преследовать не стал.

КСИВА

Что ж молва, она как вроде права. Вот же я ж не дожил до седин. А по ксивам мне уже двадцать два, А по виду только двадцать один. Лесоповал «Тресковое филе»

Если и другие потерпевшие от рук бандитов будут встречать Жорика с кулаками, на нем скоро живого места не останется. Ясно, нужно добывать документ. Привольнов вернулся в город и, соблюдая меры предосторожности, стал разыскивать Худю. Часа через полтора он наткнулся на Вовку на задворках гаражей. Худинский уже успел выпить и закусить с приятелями и теперь, расставшись с ними, сидел развалившись на чугунной скамейке, принесенной сюда из летнего кинотеатра, курил и жмурился, подставив солнцу лицо.