Меч и лебедь
Шрифт:
Одобрительный ропот еще раз убедил Рэннальфа в безнадежности его позиции. Спор о том, кто пойдет и кто останется, нарастал и стихал вокруг него. Он не вникал в это, пока, наконец, вопрос не задали непосредственно ему.
— Как я могу противостоять совету, — устало ответил Рэннальф, — я должен попытаться, насколько могу, успокоить свою совесть. — Он повернулся к Стефану. Истинная привязанность не позволила ему заметить выражение страха и подозрения на лице сюзерена. — Я не одобряю ваше решение. Но приказывайте, и я подчинюсь.
Утомительные
Все было плохо. Здоровье самого Рэннальфа не улучшалось. У него началась сильнейшая лихорадка, рана на бедре гноилась.
Важными были новости, полученные Рэннальфом от Лестера. Дела во Франции шли плохо. Генрих в отместку за поражение при Нью-Марше опустошил долину между реками Иска и Андель, сжег замки Баскервиль, Читри и Стирпини. Чуть передохнув, он добавил к числу разрушенных замков Брюболь и Виль, а затем захватил Маунт Сорель, подчинив своего брата Джеффри, который вначале Примкнул к Юстасу и Людовику. Однако Генрих быстро простил Джеффри и взял его к себе на службу. Вместе они стали воевать против Людовика, который вел бои в Нормандии, и разгромили его, прежде чем он полностью уничтожил Бурж Регьюла.
Рэннальф страдал, как никогда прежде. Он думал, что достиг высшего предела мучений, когда Кэтрин поколебала его уверенность в необходимости войны. Сейчас он познал гораздо более сильную боль. Для него не имело значения, что произойдет, так как он оказывался в проигрыше в любом случае, взойдет на трон Генрих или останется Стефан. Новые поражения превратят Юстаса в ненасытного волка, и если Людовик заключит перемирие и Генрих придет в Англию, Юстас последует за ним. Рэннальф знал, что еще может последовать совету Лестера возвратиться на свои земли и тихо ждать своего неминуемого конца. Он не понимал, пока не потерял, как много значила для него привязанность и доверие Стефана.
Несмотря на слабости короля, он любил этого доброго и глупого человека. Доброго, глупого и такого мучительно одинокого сейчас, когда умерла Мод.
Рука Рэннальфа сжала свиток пергамента, который он держал все время, пока читал письмо Лестера. Потом он принялся за свежее письмо от Кэтрин.
В нем содержались новости получше, но не было ничего, чтобы поднять его настроение. Она сообщала, что граф Норфолк ведет себя тихо на северной границе. Замки, граничащие с ним, подготовлены для войны. С Ричардом все в порядке.
Письмо было длинное. Оно состояло из вопросов о его здоровье, нежного недовольства из-за его длительного отсутствия и деликатных просьб о возвращении.
Не
Когда двое детей взывают к помощи отца, к кому первому броситься?
Он пойдет к ребенку, который больше нуждается в помощи. Кэтрин испугана, но она достаточно подготовлена, чтобы управлять своими землями, пока нет угрозы вторжения. Даже если произойдет худшее и она останется одна, ее будет защищать Джеффри, он поклялся. Рэннальф взял перо и пергамент, чтобы попросить Стефана призвать его. Возможно, он снова заслужит любовь и доверие короля. Даже окончательное поражение не так страшно, когда рука сплетается с рукой и дружеский голос поддерживает в трудную минуту.
Глава 17
Генрих Анжуйский, еще более располневший, с бычьей шеей, смотрел с тревогой на Роджера Херефорда. По мнению Вильяма Глостерского, с бесстрастным любопытством изучавшего обоих, Генрих очень мало изменился. Он все так же был небрежен в одежде и выглядел, как последний из его наемников. Стал, пожалуй, еще более беспокойным и шумным. Без умолку болтал и постоянно вертел в руках какие-то предметы. Он смеялся с такой готовностью и так часто по незначительным поводам, что можно было принять его за простака. Несмотря на это, он излучал такую исполинскую силу и уверенность, что Вильяма брала оторопь.
— Ты хочешь сказать, Роджер, что отрекаешься от своей клятвы поддерживать меня? Я не могу в это поверить! — Голос Генриха был комически строгим, чуть ли не с отеческими нотками, как будто он говорил с упорствующим в своих заблуждениях ребенком.
— Нет, милорд, я не это хочу сказать. Вам это хорошо известно. Я имею в виду то, что говорил несколько лет назад в Девайзесе. Я не возглавлю вашу армию.
— Я тоже хорошо помню, что ты сказал в Девайзесе. Ты сказал, что никогда больше не будешь командовать армией обреченных. Ты боишься, что это предприятие не принесет удачи?
— Нет, — спокойно ответил Херефорд. — Я считаю, что ничего нет зазорного в том, чтобы тебе самому отдавать приказы, не оглядываясь на меня.
— Не оглядываться на тебя! Роджер, что беспокоит тебя? Ты меня сюда вызвал. Я мог сожрать половину королевства Людовика и его самого поставить на колени, если бы ты не сказал, что мои люди здесь доведены до крайности. Я бросил выигрышную войну. Я влез в долги, чтобы прийти сюда. Разве я не выполнил своего обещания вернуться? Разве не стоило ждать два года, чтобы прийти опять?