Мечь и перо (Часть 1)

Ордубади Мамед Саид

Тохтамыш засмеялся, тряся головой.

– Если найдутся два простофили, которые поверят фактам, изложенным в нашем обращении, так первым из них будет наш светлейший повелитель правоверных. О халифах следует сказать: насколько они сами святы и высоки, настолько пусты и коротки их мысли и разум.

Эмир признал справедливость слов Тохтамыша.

– Я считаю, надо принять еще одну меру, - предложил он.- Следует издать особый фирман и разослать его по всему Арану. В фирмане сообщить населению, что отныне дается помилование всем, кто прежде был выслан из страны. Все могут вернуться на родину. После возвращения Мехсети-ханум никто не должен оставаться в ссылке.

–

Досточтимый хазрет эмир должен понимать, что подобная политика приведет к увеличению в стране неблагонадежных.

– Неблагонадежные разгуливают по городу у нас под носом. Большинство тех, кто сейчас в изгнании, было сослано для того, чтобы напугать действительно неблагонадежных. Ты слушай меня. Эти меры рассеют сомнения народа относительно независимости, которую мы обещали. При первом же удобном случае мы можем опять арестовать вернувшихся из ссылки, только на этот раз мы отправим их не в изгнание, а в другое место. Что касается Дильшад, мне кажется, ее надо освободить из заключения, дабы не раздражать и не гневить Фахреддина.

Визирь задумался.

– Я не верю в переписку Дильшад и Фахреддина, - сказал он тихо, подняв глаза на эмира.
– Мне кажется, тут замешана чья-то другая рука. Надо хорошо продумать все. Эта рука, несомненно, находится во дворце. Подозреваю, что это рабыня Себа-ханум, которую эмир недавно удостоил своей чести. Сведения, собранные мною о ней, подтверждают мою догадку.

Глаза эмира удивленно округлились.

– Не могу поверить!

Старый визирь поспешил изложить свою точку зрения.

– Нет сомнений в том, что письмо, переданное вам, написано рукой Фахреддина. Но маловероятно, чтобы Дильшад писала Фахреддину. Хочу спросить вас, почему Фахреддин передал Дильшад письмо через Себу-ханум? В письме говорится: "Жизнь моя Дильшад! Получил твое пиьмо. Мне передали все, что ты хотела сказать. Не верь письму, которое тебе прислали. Напиши подробно, что ты слышала во дворце. Я никогда не брошу тебя. Фахреддин". Из этого следует, что сама Себа-ханум передала Фахреддину устное послание Дильшад. Это во-первых. Во-вторых, Фахреддин пишет Дильшад: "Получил твое письмо. Напиши подробно, что ты слышала во дворце?" Эти слова свидетельствуют о том, что Фахреддину от имени Дильшад было послано письмо. Несомненно, его состряпала Себа-ханум. В-третьих, мне сообщили, что Себа-ханум очень долго беседовала с Фахреддином в гробнице Шейха Салеха. А в-четвертых, следует принять во внимание, что в прошлом Себа-ханум и Фахреддин были связаны любовными узами. Вся эта интрига задумана Себой-ханум для того, чтобы отомстить Фахреддину. Уважаемый хазрет эмир должен внять советам своего старого визиря: надо прекратить отношения с Себой-ханум. Девушку, обладающую столь редкой красотой, никогда не продали бы за три тысячи динаров, будь она благородна и нравственна.

Эмир на миг задумался.

– Эта девушка - неотшлифованный алмаз, - сказал он.

Тохтамыш низко поклонился и вышел.

Эмир Инанч, вызвав хадже Мюфида, приказал привести Дильшад..

Через несколько минут хадже Мюфид ввел Дильшад в комнату правителя Гянджи, однако сам из комнаты не вышел, так как знал, что невоздержанный эмир Инанч часто насиловал предназначенных халифу рабынь, после чего приходилось писать в Багдад, будто девушка умерла от болезни.

Дильшад выглядела крайне изможденной. Куда девался ее приятный цвет лица! Сейчас девушка походила на поблекший цветок. Ей трудно было даже стоять на ногах.

Эмир Инанч не собирался долго задерживать Дильшад у себя.

– Ты писала Фахреддину письмо?
– спросил он.

– Я никому ничего

не писала, - ответила девушка.

– А он присылал тебе письма?

– Нет.

– Ты передавала ему какие-нибудь сведения?

– Клянусь головой эмира, я не передавала ему ни писем, ни сведений. Если вы считаете, что все это было, значит кто-то оклеветал меня.

– Я приказал освободить тебя из заключения. Завтра ты сядешь в тахтреван и вместе с моей дочерью Гатибой отправишься встречать поэтессу Мехсети-ханум.
– И, обернувшись к хадже Мюфиду, приказал: - Вернуть Дильшад все ее украшения и драгоценности!

ВСТРЕЧА

Голова шествия, вышедшего навстречу поэтессе Мехсети-ханум, находилась у деревни Исфаган, а хвост - возле Гянджи, у деревни Ханегах. Жители Гянджи наблюдали подобную торжественную встречу лишь в пятьсот одиннадцатом году хиджры, когда султан Санджар впервые вступил в Гянджу.

Встречающие разбились на несколько групп. Среди них особое внимание привлекала группа поэтов, писателей, певцов, музыкантов, словом, людей искусства.

Мужчины, принявшие участие во встрече, ехали верхом. Впереди всех находились поэт Низами и его друг детства Фахреддин. Не было ни флагов, ни бунчуков, однако вооруженные группы всадников напоминали выступившее в поход войско.

Много любопытных взоров притягивала к себе группа учеников Мехсети-ханум. Они выехали из города, прихватив с собой музыкальные инструменты. У одних в руках были уды, у других - кеманчи, у третьих дэфы. Слышались голоса певцов. Они исполняли рубай Мехсети-ханум.

Кроме конных всадников и тех, кто следовал в тахтреванах, во встрече принимали участие и пешие. По обеим сторонам дороги шли толпы девушек и молодых женщин. Все были нарядно одеты, - дорога походила на весенний луг, усыпанный маками.

Встречать любимую поэтессу вышли не только жители Гянджи,- тут были крестьяне, проделавшие большой путь от Шам-кира, Юрта, Аксиванчая, Яма и даже селений, что под самым Тифлисом.

Живописна и пышна была группа, в которой ехали городская знать и приближенные ко дворцу эмира; однако она следовала почти в самом конце шествия. Возглавлял ее Хюсамеддин, окруженный небольшим отрядом вооруженных всадников. Наблюдая за тем, как народ выражает свою любовь к Мехсети-ханум, он думал, что все это делается демонстративно и направлено против властей. Хюсамеддин считал большой политической ошибкой разрешение Мехсети-ханум вернуться в Гянджу, ибо эта грандиозная встреча сплачивала народ вокруг врагов эмира. Гянджа опустела. В городе остались одни хатибы и их мюриды. Это были главным образом те, кто принимал участие в изгнании Мехсети-ханум из Гянджи, кто бросал в нее камни и плевал. Рано утром они отправились к мечети Санджара и Сельджука совершать намаз и оставались там до самого полудня. Эти фанатики с плачем молили аллаха, чтобы он помог, миру, окутанному тьмой ересид выбраться на свет,

Мюриды, которые только для вида преследовались эмиром, прятались в своих домах, стараясь не слышать ликования народа.

Шествие продвигалось вперед. Каждый старался пробиться в первые ряды, чтобы увидеть Низами и Фахреддина. Их имена были у многих на устах.

Можно было услышать подобные разговоры:

– Низами обладает острым пером, Фахреддин - острым мечом.

– Одним залюбуешься на поле битвы, другим - в обществе литераторов, поэтов и ученых.

– Базар и лавки Гянджи опустели. Даже торговцы, сидящие в будочках на площади Мелик-шаха, и купцы из каравансарая "Мас удие" пошли встречать Мехсети-ханум. И не удивительно, ведь шествие возглавили любимые народом поэт Низами и герой Арана Фахреддин.