Мечь и перо (Часть 1)
Шрифт:
– Добрый вечер! Гатиба обернулась.
– Здравствуй, Хюсамеддин. Ступай, скажи слугам, пусть принесут мой тахтреван.
– Здесь густой лес, ветки деревьев не позволят нести на плечах тахтреван. Я предлагаю вам пройтись и поговорить. Гатиба поднялась со ствола ивы.
– Мне кажется, - продолжал Хюсамеддин, - сегодня ханум совершила прогулку в лес, чтобы навеки проститься с этой ивой.
Глаза Гатибы сверкнули гневом.
– Ты, кажется, считаешь себя героем? Однако наносить раны уже раненому человеку недостойно мужчины и героя!
– Я не собирался причинять вам боль, хотел лишь, чтобы вы осмыслили, к чему привели ваши заблуждения. Поэт хорошо
– Я не нуждаюсь в уроках философии. Природа ни при чем. Все творит человек.
– Вам следовало еще раньше внять моим советам. Тогда бы вы не пришли сегодня на свидание к Низами и он не отвергнул бы вас столь грубо. Ответьте мне, вы по-прежнему будете любить его?
– Нет, отныне моя любовь мертва. Верь, теперь Низами мой враг! Я не дам ему счастливо жить с его Реной. Больше того, если представится возможность, я уничтожу его. А после этого до конца своих дней буду сидеть на его могиле и плакать. Мне не забыть ни своей несчастной любви, ни пережитого оскорбления. Но тебе советую отстать от меня! Клянусь святым халатом моего деда халифа багдадского, я никого не полюблю, ни за кого не выйду замуж. Мне не удалось построить свое счастье с Низами, но я не смогу жить с другим, потому что человек любит в жизни лишь один раз. На кого бы я теперь ни смотрела, я буду видеть только его. Кого бы я ни обнимала, мне будет казаться, что я обнимаю его. Чья бы я ни была, я буду думать, что принадлежу ему. Сейчас оставь меня в покое, я не его, но и не твоя!
Хюсамеддин иронически усмехнулся.
– Человек, который ищет возвышенное у низменных существ, всегда должен быть готов спуститься с небес на землю.
Гатиба не успела ответить, - появились слуги. Час назад она взбиралась в тахтреван, полная надежд на счастье, а сейчас подходила к нему оскорбленная, с навеки разбитым сердцем. Украшенный пестрыми шелками и драгоценностями тахтреван казался Гатибе гробом.
Рабыни и служанки шли впереди пересмеиваясь, а сердце Гатибы горько плакало, сжималось болью.
Вскоре ивовая роща осталась позади.
Но это был не последний день, когда дочь эмира пришла сюда. Она приходила в рощу и после этого ежедневно садилась на ивовый пень, предаваясь невеселым мыслям, вспоминая прошлые дни.
КЫЗЫЛ-АРСЛАН
Сыновья Эльдегеза начали править Азербайджаном. Неповиновение на юго-западе страны было ликвидировано после разгрома правителя Мараги Кара-Сюнгяра.
Когда Кызыл-Арслан, обосновавшись в Тебризе, начал заниматься делами Азербайджана, местные правители слали ему много несуразных писем о положении в управляемых имя областях. Желая удержаться на своих постах, они скрывали истинные причины недовольства подданных.
Поэтому Низами, получив от Кызыл-Арслана письмо, посвященное вопросам поэзии и литературы, в ответном письме рассказал о положении в стране и кратко изложил причины народного недовольства.
Низами писал, что бунты в селах и городах происходят по причине негодного государственного устройства, что страна нуждается в коренных реформах, а правители, потерявшие доверие народа, должны быть низложены.
В письме были затронуты и другие важные вопросы. Так, Низами сообщал, что национальная культура Азербайджана находится под угрозой нападок со стороны сект и религиозных фанатиков, а творцы, создающие культурные ценности, преследуются и изгоняются местными правителями
Ответа на письмо не последовало.
Приятели и знакомые Низами порицали его, если не в лицо, так за глаза, говорили: "Не следовало задевать государственное
Когда Низами писал Кызыл-Арслану, многие выражали свою солидарность с ним. Теперь же все спрятались в кусты.
Верным Низами остался один лишь Фахреддин.
– Отправив письмо, мы не совершили ошибки, - успокаивал он друга всякий раз, когда разговор заходил о городских сплетнях.
– Если Кызыл-Арслан любит нашу страну, он должен понять нас. Мы не требуем в письме ничего, кроме счастья страны, мы желаем новому правительству успехов. Если хекмдар рассердился на это - пусть! Но мы не можем скрывать положение страны и народа. Я полностью одобряю твое письмо. Ты меня знаешь, Ильяс. Фахреддин никогда не оставит тебя одного!
Друзья часто беседовали на эту тему.
Однажды Фахреддин заглянул к Ильясу, чтобы справиться о здоровье Мехсети-ханум. Он нашел друга в приподнятом настроении. Казалось, и Мехсети-ханум чувствует себя лучше. Рена и Низами вывели старую поэтессу во двор на свежий воздух, и она стала читать Рене свои новые рубай.
Низами обрадовался приходу друга.
– Если бы ты не пришел, я послал бы за тобой!
– Фахреддин почувствовал: произошло какое-то радостное событие. Подойдя к Мехсети-ханум, он поцеловал ее руку, справился у Рены о самочувствии и обернулся к Ильясу.
– Твои глаза говорят о большой радости.
Низами достал из-за пазухи толстое, похожее на тетрадь, письмо.
– На, читай!..
– сказал он.
– Пусть недалекие умы и трусы успокоятся. Никто не пострадает из-за письма, написанного Низами.
Друзья, взяв Мехсети-ханум под руки, вошли в дом. Фахреддин дрожащими руками развернул письмо и начал читать вслух:
"Уважаемый поэт!
Получив Ваше письмо, я приложил его к глазам и губам. Я обрадовался так, как если бы увидел поэта лично и посидел с ним, приятно беседуя.
Мое письмо пришло к вам с запозданием. Не считайте причиной тому мою небрежность.
Ваше письмо, в котором Вы писали о положении в стране и настроении азербайджанского народа, имеет большое значение с точки зрения проблемы государственного устройства.
Клянусь Вашей головой, письмо Ваше потрясло меня. Можно подумать, что мы вместе с Вами обсуждали эти вопросы, и пришли к единому мнению, - так совпадают наши взгляды. Поэт должен понять, что на столь умное, столь блестяще написанное Письмо нельзя было отвечать поспешно.
Я внимательно прочел строчки письма, в которых изложены Ваши мысли по поводу государственного устройства. От сельджукских, хекмдаров по существу не осталось определенного государственного строя. Отсюда понятно, почему сельджуки не считались с культурным и социально-общественным уровнем народов. Азербайджанцы не могли поставить перед сельджукскими хекмдарами вопрос о своей национальной судьбе. Если бы даже сельджуки пожелали предоставить народу Азербайджана такое право, все равно у них ничего не получилось бы, ибо, когда основатель династии сельджуков в Азербайджане Тогрул-бек назначил своего брата Ибрагима Яналы правителем Азербайджана, он не дал ему никаких указаний относительно государственного устройства. В то время нельзя было поднимать вопрос об устранении в Азербайджане влияния персов и арабов, так как, когда халиф Каимбиэмриллах утвердил правительство Тогрул-бека (430 г. хиджры), он приставил к нему помощником, вернее, своим джасусом, араба по имени Хибетуллах. Поэтому ни в Азербайджане, ни в Хорезме, ни в Ираке, ни в Персии немыслимо было ставить вопрос о национальном языке, культуре, а также национальной независимости.