Меч и перо
Шрифт:
Затем Гатиба, подойдя к Фахреддину и Низами, поздравила также их.
– Вы должны больше всех радоваться сегодняшнему празднику. И я всем сердцем радуюсь вместе с вами. Это праздник всех просвещенных людей Арана. В нашей стране может быть изобилие всего, но у нее никогда не будет столько достойных людей, сколько того требует жизнь. Поэтому мы все должны позаботиться о том, чтобы великая поэтесса жила еще много-много лет.
Низами и Фахреддин поблагодарили Гатибу, однако не придали большого значения тому, с какой искренностью и любовью
Пора было двигаться к городу. Жители Гянджи и Шамкира высыпали на дорогу, стремясь увидеть Мехсети-ханум.
Поэтессе помогли подняться в тахтреван.
Хюсамеддин, возглавлявший правительственную группу встречающих, хотел направить тахтреван Мехсети-ханум по центральной улице Гянджи, но Мехсети-ханум воспротивилась:
– Прошу вас, проводите меня к кварталу, где я родилась, выросла и прожила свою сознательную жизнь. Проводите меня туда, где живут люди искусства. Иными словами, отвезите меня в квартал. Харабат. Только там мне будет радостно жить.
Низами что-то тихо сказал на ухо Мехсети-ханум, и сейчас же ее лицо омрачилось печалью, на глазах заблестели слезы. Она шепотом повторила слова, сказанные Ильясом:
– - Квартала Харабат не существует. Мюриды по приказу хатиба и эмира Инанча сравняли квартал Харабат с землей...
Мехсети-ханум не хотела жить в доме, подготовленном для нее людьми эмира. Низами и Фахреддин также были против этого. Они рассматривали действия правительства как временную игру. Заранее было решено, что Мехсети-ханум поселится в доме Низами. Все было готово к этому. Фахреддин прислал из дома своих родителей, служанок и рабынь, которым поручили прислуживать поэтессе.
Толпа, сопровождающая Мехсети-ханум, остановилась перед домом Низами. Фахреддин и Ильяс, взяв поэтессу под руки, помогли ей выйти из тахтревана. Затем помогли сойти на землю дочери эмира.
– Я надеюсь, это не последняя наша встреча, - сказала Гатиба, прощаясь.
– Надеюсь, мы будем часто удостаиваться посещений большого мастера рубай!
Мехсети-ханум простилась с народом и вошла во двор дома Низами. Ее встретили служанки и рабыни. Низами облегченно вздохнул.
– Какая большая радость, - тихо сказал он.
– Мы удостоились счастья служить великой поэтессе и любить ее до конца жизни как родную мать.
Мать Фахреддина и женщины, живущие по соседству с Низами, окружив Мехсети-ханум, повели ее в дом.
ВЫСОЧАЙШИЙ ФИРМАН
Война между Бахрам-шахом и атабеком Мухаммедом окончилась. По соглашению, заключенному возле города Кирмана, большая часть Кирманского государства отошла к атабекам. Салтанат Тогрула еще больше упрочился.
Войска, находившиеся на персидских землях, вернулись в столицу и были оттуда посланы в различные части страны для устранения беспорядков и самоуправства.
В Северный Азербайджан вступило большое войско, сформированное из арабов, персов и иракцев. В город Гянджу, столицу Арана, были посланы крупные силы, состоящие из личных отрядов атабека Мухаммеда.
Прибытие
Цель заявлений эмира Инанча относительно независимости Азербайджана была и без того многим хорошо известна. Ими хотели на время ослепить народ, дабы выиграть момент. Патриоты Арана добыли документы, подтверждающие, что агитация, направленная против ширваншаха Абульмузаффера, была делом обоюдного сговора ширваншаха с эмиром Инанчем.
Помимо войск, прибывших в Аран, в распоряжение ширваншаха были предоставлены большие воинские отряды, состоящие исключительно из персов.
Суть этих действий атабека Мухаммеда была ясна: в случае, если бы Северный Азербайджан не принял новых законов атабека Мухаммеда, расположенные в Ширванском государстве войска совместно с военными силами самого ширваншаха ударили бы с тыла по Северному Азербайджану. Ходили слухи, будто между атабеком Мухаммедом и ширваншахом Абульму-заффером заключено военное соглашение.
И вот слухи, уже давно повергавшие в смятение и тревогу жителей Арана, начали воплощаться в действительность.
Солнце только поднялось над крышами Гянджи и горожане едва начали просыпаться, как улицы города огласились множеством криков:
– Эй, собирайтесь в мечеть Сельджука!..
– призывали глашатаи эмира.Эй!.. В мечети будет зачитываться фирман халифа!
Была пятница. Площадь Мелик-шаха заполнилась народом. Крестьяне, идущие на базар из деревень Дехи, Пюсаран, Хюр-санак, Исфаган, Юрт, Руд, Аксиван и Ям, тоже пришли на площадь Мелик-шаха, желая узнать, что сообщит халиф в своем фирмане.
Неискушенные люди, которые прежде, когда в Аран вступило войско атабека, успокаивали себя: "Оно прибыло защитить нашу независимость!", - на этот раз твердили: "Халиф прислал фирман, утверждающий нашу независимость!"
В большой мечети, купол которой подпирался сорока колоннами, яблоку негде было упасть. Даже в той ее части, где обычно находились женщины, тоже нельзя было повернуться. И тем, кто знал истинное положение вещей, и тем, кто предавался иллюзиям, не терпелось послушать фирман халифа. Знать и интеллигенция Гянджи также были здесь.
Фахреддин и Низами сидели впереди всех в той части мечети, где всегда собиралась интеллигенция. Они, как и все, с нетерпением ждали появление эмира, хатиба и кази* Гянджи.
______________
* Кази - духовный судья, решающий дела на основании шариата.
– Если от нас потребуют присягнуть на верность отечеству, что мы ответим?
– шепотом спросил Фахреддин.
– Посмотрим, о чем говорится в фирмане, - после этого станет ясным и наш ответ, - сказал Низами.
В мечеть вошли эмир Инанч, хатиб Гянджи, кази и старый визирь эмира Тохтамыш.