Меч истины
Шрифт:
– Жёлтое золото пусть другой собирает и копит,
Сотнями держит пускай югеры тучных земель:
Вечным трудом боевым грозит ему недруга близость,
Сны отгоняет от глаз грохот военной трубы;
Ну, а меня пусть бедность ведёт по медлительной жизни,
Лишь бы пылал мой очаг неугасимым огнём.
– Ты это сам сочинил, Долговязый? – осведомился Валент.
Я не любил с ним разговаривать, но Томба смотрел на меня умными, внимательными глазами, ради него нужно было ответить.
–
– И ни слова о победах! Такая же баба, как ты! Тоже рассусоливает о прелестях скромной жизни, потому что не хватает духу взять своё.
Да, напрасно я хотел пронять его авторитетами!
– Ну, а я нахожу это прекрасным!
Никак не ожидал встретить Лукрецию в питейном заведении. Впрочем, она была настолько оригинальна, чтобы позволить себе всё. И - вот чудо! – сейчас приближалась к нам в обществе Гадеона и Грациана.
– Визарий, откуда ты взял эту прелесть?
Что ж, надо дарить сейчас, и наплевать, что это кому-то не придётся по вкусу!
– Я купил его для тебя.
– В самом деле? Ты очарователен! Дай-ка сюда!
Она развернула подарок и прочла заключительные строфы элегии. При этом в её исполнении было куда больше чувства:
– Будем друг друга любить, пока нам судьба позволяет!
Скоро к нам явится смерть, голову мраком покрыв;
Скоро к нам старость вползёт, и уж будет зазорно влюбляться,
Страстные речи шептать с белой, как снег головой.
Так отдадимся теперь Венере беспечной, пока нам
Двери не стыдно ломать, в драку с соперником лезть.
Здесь я и вождь, и крепкий боец. Вы, трубы, знамёна,
Прочь уноситесь скорей, жадных калечьте людей!
Жадным тащите добро, а мне, довольному жатвой,
Будут смешны богачи, будет и голод смешон.
И кто бы знал тогда, что для всех нас строки Тибулла звучат роковым предвестием. Что не пройдёт и двух дней, как смерть покроет траурным покрывалом солнечную голову моей любимой. Тогда же наступал час моего короткого торжества.
– Слушайте! – внезапно провозгласила Лукреция. – Призываю в свидетели тебя, Томба Нубиец, и всех вас! Все знают, что эти трое мужчин оспаривают мою руку в надежде, что я выберу среди них лучшего. Я пришла к выводу, что троих недостаточно для разумного выбора. И потому триумвират больше не существует, отныне вас четверо. Вы все относились друг к другу с должным уважением. Теперь так же станете относиться к Марку Визарию. Потому что я нахожу его достойным этого.
Ошеломлённую тишину прервал Томба. Он широко улыбнулся и забарабанил рукой по столу. К нему присоединились ещё человека четыре. Зазвучали поздравления. Простые воины находили меня неплохим парнем и не стали завидовать. Триумвиры, понятно, не обрадовались. Но мне было, куда посмотреть, кроме них.
*
Треугольник в политике –
Не мог не спросить об этом мою любимую. Тем более что утром следующего дня уже имел об этом разговор с её отцом.
– Лукреция не делает ничего дурного, - сразу заверил я. – Вы можете доверять её решениям.
– Согласен, - сощурился центурион. – А тебе? Тебе я могу доверять?
И поскольку я молчал, он с досадой произнёс:
– Да кто ты такой, Визарий?
Это был справедливый вопрос, только я тогда не знал, как на него ответить.
Лукреция же отвечала мне без задержки:
– Знаешь, я поняла, что мой расчёт был неполон. Трёх сторон недостаточно. Я примеряла на себя будущее, что несут эти трое: слава, власть, долг. Но там не было чего-то… Что несёшь с собой ты, Визарий? Ты – загадка, и я хочу её разгадать. Быть может, вот это:
Я ж, моя Делия, знай, - была бы ты только со мною, –
Сам бы волов запрягал, пас на знакомой горе.
Лишь бы мне было дано держать тебя в крепких объятьях,
Даже на голой земле сладким казался бы сон.
– Этого мне недоставало. Я ещё не знаю, надо ли это мне, но буду думать всерьёз. Ведь ты способен подарить мне такую любовь? Я тебя ещё не до конца поняла. Ты скромен, но кажешься чем-то большим. Кто ты такой, Марк?
Ей надо было отвечать. Боги, почему это так легко для всех и так трудно для меня?
– Я пока ещё сам не знаю этого. Возможно, ты поторопилась назвать меня достойным.
– Но ты узнаешь. Непременно узнаешь! Это написано у тебя в глазах. У тебя удивительные глаза, Марк. Не знаю, почему, но мне всё время хочется в них смотреть.
А я хотел, не отрываясь, смотреть на неё.
– Ещё ты добрый. И красивый, - заметив мой жест, гневно топнула ножкой. – Не спорь! Может, я просто ищу разумные причины, чтобы тебя любить?
Я не мог ей лгать:
– Боюсь, что таких причин нет.
– Я тоже этого боюсь, - прошептала она.
Потом коснулась моей щеки. Я замер, боясь поверить, а она провела пальцем по моим губам и внезапно впилась в них жадным поцелуем…
––––––––––––––––––––––—
Не сразу до меня дошёл звук отворяемой двери. Я нашёл в себе силы оторваться от её уст – и обжёгся о взгляд Северина. Затруднюсь передать, чего было больше в этом взгляде. Много позже, уже умудрённый опытом я понял, что он любил в Лукреции не только сестру, а всех женщин разом: и мать, которой не помнил, и ту первую, которой пока ещё не знал. Его мужество только начинало пробуждаться, и потому он так отчаянно ревновал её ко всякому, кто грозил у него отнять Единственную Женщину. Это была, конечно, ошибка, и обычно мальчики её переживают. Но Северин Массала не был обычным мальчиком.