Меч космонавта (tmp)
Шрифт:
В этом царстве так и не взошло ни одно солнце, но небеса источали теплый золотой свет, и хотя в исходном мире владычествовал зима, здесь набухали и распускались почки, а сквозь землю пробивалась нежная робкая травка. Уцелевшие ратники расположились на полянке, кто зализывал раны, кто грустил о погибших товарищах, кто чесал в голове, кто чистил и чинил амуницию, кто играл со псом, кто выпивал и закусывал. Страсти явно улеглись и царило какое-то странное ублаготворение.
Фому и Марину-Катерину скрывали от воинов-зеленщиков кусты кизила.
Лик колдуна был как всегда
– Я все не могу понять, Фома, испытываешь ли ты ко мне хоть какие-нибудь чувства? Человек ли ты… в какой-то степени?
– Если я стал нечеловеком, то не по своему желанию. Заявлений и рапортов с просьбой превратить меня в нечистую силу не подавал. То есть, я никогда не рвался в спасители или губители человечества.
Женщина опять почувствовала неловкость, ведь с серорясым трудно было не согласиться, в Космике ни у кого желания не спрашивают, прежде чем пустить в оборот. И она была деятельной участницей этой принудиловки. Наконец Марина-Катерина придумала слабое оправдание.
– Значит так легли матрицы в Поле Судьбы.
Колдун неожиданно охотно согласился с таким суждением и молвил:
– Сейчас я обхожусь без настоящего человеческого тела, приходится лишь имитировать его. А помимо фальшивой телесной оболочки, есть у меня еще нитеплазменные структуры. Сама понимаешь, что попав в другой организм, душа моя драгоценная изменила девяносто процентов своих чувств.
– Но десять-то процентов не поменялись, разве этого мало?
– вопросила с надеждой "царица".
– Может и не мало. Только эти десять приходятся на самые глубокие слои души. Чтобы отозвалась эта глубина, надо еще донырнуть до нее.
– Я не знаю, Фома, получится ли у меня, но попытаюсь. Ведь здесь, на Земле, я стала соображать в жизни и смерти гораздо больше.
– Вот кабы соображали мы на троих, я был бы уместен, - отметил ворон, - а так я становлюсь третьим лишним и каким-то неприкаянным. Улечу на какую-нибудь удаленную ветку, стану думу думати, жратву жрати. Хочу еще отметить, что в вашей ситуации попытка может стать пыткой.
Отвесив напутственные слова, пернатый друг перемахнул через кусты.
А "царица" примкнула свои уста к устам колдуна. Вначале она чувствовала только тепло псевдочеловеческого вещества. Потом добавилось нечто важное. Во глубине души что-то стронулось, покатило, и этой волне отвечала, резонировала другая, идущая из человеческой сути колдуна. "Царица" даже испытала легкое головокружение, какое случалось с ней только раз, когда она впервые поцеловалась с парнем. (Работала она тогда в технической обслуге ганимедской базы, а он был мичманом с боевой горы класса "Эверест", которой, казалось, ничто не могло навредить. Но через неделю началась малая война с сатурнянами. Боевая гора вместе с красавчиком-мичманом сгорела как спичка при первом же столкновении с вражескими штурмовыми катерами. С тех пор Катя не раз предавалась эротике и сексу, однако ничего кроме щекотания некоторых нервных центров не испытывала.)
Две волны, имевшие вероятно хрональную природу, соприкоснулись и закружились в вихре, заставив
"Царица" еще приходила в себя, когда колдун уже поднимал зеленщиков. Через полчаса отряд был в Тимохино, и еще столько же времени понадобилось, чтобы добраться до Сидиромово. И везде, где появлялся серорясый кудесник, людишки становились столбиками дыма и исчезали в шарах, похожих на осиные гнезда. Колдун еще давал им наставления, но не принимал никаких возражений. Часа через полтора все скудное народонаселение зелено-золотистого мира составляли лишь Фома, "царица" и десяток псевдолюдей из Сидиромово.
Сидиромовские остолопы бродили по майдану, иногда бросали фразы и слова, впрочем тщились и помогать. Но после того, как на них шикнули, обиделись и в дело больше не встревали.
– Сейчас я исчезну, Катя, - молвил колдун, - а ты двинешься по тропе, ведущей в Губошлепово, но около саблезубого камня свернешь и направишься к холму, поросшему мелкими сосенками. У его подножия будет озеро, рули вдоль его берега к мыску, заросшему камышами. Там и оставайся, пока не получишь от меня новые наставления. Не теряй внимательность, являться в человеческом обличии я не смогу, поэтому указания мои будут иметь вид знамений и природных явлений.
– Будь бдительна, красавица, - напомнил ворон, - опасайся заманухи и кидняка.
Договорил колдун и исчез вместе со своей птицей как всегда неброско: просто на его месте появился смерч в сеточке разрядов, каковой снес пару избушек, упала молния с ясного неба, вихрь с затухающим шипением втянулся в "осиное гнездо", которое тоже исчезло.
Сидиромовские остолопы, раззявя рты, снова окружили "царицу", но она постаралась поскорее удалиться от них, впрочем прихватила с собой мешок со всякой снедью, коей в лесу не сыщешь - сало, солонину, пшено и гречу. Ну а котелок у нее свой был царский - с гербом в виде гвоздя и молота.
Без особых затруднений, лишь пару раз заблудившись - ведь впервые она путешествовала по лесу без провожатых - "царица" Марина-Катерина добралась до условленного места на озере. Почувствовала страшную усталость, каковая накопилась за бесконечный световой день и, уронив голову в котелок, "смежила вежды" (как выражались коренные теменцы и некоторые космиканские лингвисты).
Она продрала "вежды" из-за холода. Землю уже прикрывал легкий снежок. (Не полимерный-ниточный, а нормальные ледяные кристаллики, замороженное аш-два-о.) Сие, скорее, указывало не на близость врага, а на удаление друга.
Надо было срочно пошукать топливо для костерка. Хворост напрочь отсутствовал в золотом царстве, может потому, что было оно как бы новорожденное ино свежеиспеченное. Костер недолго потрепыхался и задохнулся, пустив едкий дымок. Снова шестерить насчет дровишек было неохота, Катерина-Марина завернулась во все, что имела, и стала грызть шоколад. Несмотря на запрещение брать припасы из Космики, она пошла на контрабанду, ведь шоколад на Земле был варварским - горьковатые комки, кои доставляли из-за моря, из земли Майя, где светлых божеств ублажали обильными человеческими жертвами.