Меч Шеола
Шрифт:
Рука сжалась в кулак и все показалось, что слышат они хруст ломающихся шейных позвонков.
— Я бы нашел что ему сказать!
А то не слышали его разговоров.
Владу словно кипятком обожгло. Догадка осенила. Вспыхнула и зарделась от счастливой мысли. Глаза из синих в голубой цвет окрасились. Ухватилась за его руку, не оторвать.
— Знаю, знаю, Радо, кто нам дорогу укажет. И ка я сразу не вспомнила. Бабка — ведунья! Батюшку от ран выхаживала. Или спину ему на место ставила, когда, бывало, обезножит. Она, почитай,
От нетерпения на месте не стоится.
— Эй, там! Коней седлать велите! — И заторопилась.
— Едем, Радо, едем!
И потянула его за руку из терема.
— Девки, не стойте ровно не живые. Бегите, готовьте гостинцы. Да, больше кладите, не жалеючи.
Посветлела от счастливой мысли. И от терема подальше. Ноги на месте не стоят.
— Шевелитесь, колоды толстомясые! Вас только за смертью посылать.
И где только мясо увидела? Девки на подбор. Одна к одной.
А что за ней посылать, когда вот она, родимая, под ногами, на льду лежит.
Конюхи вывели двух оседланных коней.
— А где моя Буланка? — Вздернула бровки. Ноздри гневно дрогнули и сердито затрепетали.
— На свое подворье свел Буланку воевода Свищ. — Молоденький парнишка, помощник конюха, стоит перед ней враспояску, виновато опустив голову. — И батюшки твоего, покойного князя, жеребцов увел туда же.
— Вор он, не воевода. Кучей тухлого мяса валяется ныне у городских ворот. — От ненависти губу прикусила. — Всех вернуть! Сама смотреть буду, как вернусь!
— Не суди его так строго, княжна. — Вступился за него Радогор, успокаивая ее тихим, спокойным голосом. — Подневольный он. Что сказали, то сделал. Не своей волей увел. Не класть же ему голову под топор?
Княжна вспыхнула и густо покраснела. А Парнишка благодарно поклонился, продолжая удерживать поводья, Радогору. Радогор закрепил торока с гостинцами у своего седла, без слов поднял ее на руки и усадил верхом.
— Показывай дорогу, княжна.
Принял у парня поводья, перекинул их через горделиво поднятую голову лошади без стремян взлетел в седло.
Городские ворота все еще закрыты. Чуть- чуть только рассвет занимается. Из — за событий, которые свалились на них, день с ночью перепутали. Проехали шагом мимо того, кого еще недавно звали Свищом и Влада облегченно вздохнула. Затих. Отмаялся. И вопросительно посмотрела на Радогора. Тот с полным равнодушием пожал плечами
— Если хочешь, вели закопать за городом. Как не крути, а на двух ногах ходил, хоть человеком и не был.
— Завидев их, страж без слов, принялся снимать закладень и Влада на скаку успела бросить.
— Закопайте!
Первая вынеслась из ворот, горяча коня каблуками. Наклонилась к конской шее, распущенные волосы по ветру рассыпались.
— Догоняй, Радо!
Лицо раскраснелось. В глазах радость светится.
Радогор в седле, как на лавке в трапезной, сидит. Ноги
— Хорошо то как, Радо, мне на воле! Догоняй! Одна убегу.
Крикнула, не оборачиваясь, продолжая торопить коня.
Думала, что задохнусь в тереме. Кругом глаза злые и завидущие. Не рады, что вернулась. Не успела пожить, как уже поторопились зарезать. Сначала Свищ, а потом и Клык… А теперь и вовсе неведомо кто. Скоро батюшку, князя своего, забыли!
Радогор слушал ее в пол — уха и улыбался.
— А меня хотела в князья усадить. Сама же только за ворота и словно охмелела. И глазки шалые.
Натянул повод и поставил коня поперек дороги.
— Слушать нам сейчас, лада, не переслушать…
Княжна поставила своего коня рядом и подняла на него удивленный взгляд.
— Без Ягодки ушли. — Улыбнулся Радогор. — Слышишь, ревет? Боится, как бы мы без него не ушли. И вран крыльями хлопает.
— А бэру за нами теперь можно и не бегать. Хоть и не молода, но есть с кем время скоротать. И брюхо сыто.
Примотала повод к задней луке его седла и вытянула руки.
— К тебе хочу…
И когда он, подняв ее, перенес к себе на колени, объяснила.
— До сих пор трясет от страха. Думала, что опять то, с рогами, за тобой пришел. — Мысль неожиданно сделала резкий поворот. — И девки мои все глаза на тебя проглядели. А ну, как изурочат, порчу напустят от зависти. Или того хуже… Обманулся батюшка! Надо было ему брать в терем кривых, горбатых и кособоких. А лучше того, старых. А он будто со зла набрал одна другой краше. И всего до дыр проглядели.
Выговаривала она ему, привычно устраиваясь на плече.
А я же без тебя и дышать не могу.
Он же и малой вины за собой не видел. В чем был, в том и выскочил. Хорошо еще, что успел в портки заскочить.
— Далеко нам ехать?
— Версты две еще осталось. — Рассеянно ответила она, с головой погрузившись в свои переживания. — Радо, опять ты меня перебил. Только — только додумаюсь до хорошего, а ты тут как тут, чтобы перебить.
Улыбнулся, глядя на ее порозовевшее личико, и бросил повод.
— Иди ко мне, моя маленькая.
Обиды как не бывало. И страхи сразу прошли. И девки теремные не казались ей такими опасными. Может даже и на них, окаянных, грешила напрасно. Но дорога оказалась короткой. Оборвалась, поросшая травой, и их глазам открылась, вросшая в землю и покосившаяся на бок, избушка, крытая почерневшей соломой и подслеповато глядевшая на дорогу волоковыми окнами и щелястыми дверями.
Навстречу выкатился весь облепленный репьями, пес. Вран, свесив голову на бок, раскрыл клюв от удивления, но голоса не подал. С оглушительным, не по росту, лаем, летел он на них, но завидев важно вышагивающего бэра, остановился, взвизгнул и пустился обратно.