Меч Тамерлана
Шрифт:
Мужчины тоже перестали выглядеть привычно: увеличившись в росте, все трое приобрели нечеловеческие черты; глаза горели, словно угольки, из-под пальцев сыпались искры.
Ярослава с удивлением и ужасом переводила взгляд с одного на другого и вглядывалась в их черты. Испещренное кровоточащими язвами лицо одного…
– Чума…
Полыхающее огнем одеяние другого…
– Раздор…
Изможденное, потемневшее тело третьего…
– Голод…
Она перевела взгляд на Данияра.
Серебристой тучей парила над его головой стая мотыльков, пронзительно верещали летучие мыши. В его руках,
Сомнений нет. Он четвертый.
– Смерть…
Четыре всадника Апокалипсиса?
Ярослава сжала пальцы ослабевшего после нападения всадников Берендея, посмотрела с тревогой.
– Идти можешь? – спросила.
Вместо ответа тот кивнул на разъяренного Данияра:
– Ты догадалась?
Ярослава кивнула:
– Надо бы куда подальше отсюда подаваться…
Он отвернулся, посмотрел на свои ладони, сжал их в кулак.
– Уходить надобно, – настаивала Ярослава.
Она привстала, потянула за собой Ильясу – у девушки оказалась сильно повреждена правая сторона лица, глаз заплыл. Затем нашла взглядом и поманила за собой Антона, которому тоже досталось: рука, которой коснулась плеть Голода, иссохла и не слушалась.
Парень растерянно смотрел на магов и их битву и баюкал руку, словно грудного ребенка.
– А как же…
Он не успел договорить – на его голос пришли в движение выпущенные Раздором стрелы. Словно дикие пчелы, ринулись они на людей. Ярослава взвизгнула. Подобрав подол свободной рукой, рванула к краю уступа, туда, где можно было укрыться за валуном, где начиналась тропа, соединившая эту гору с соседним склоном. Стрелы жужжали совсем рядом. Сова метнулась с руки Данияра, широко расставив крылья, закрыла собой людей. Стрелы, попав в нее, зашипели и испарились.
– Прочь! – голос Данияра ревел над ущельем.
В пылу потасовки он не заметил, как со дна поднялась черная фигура. От нее тянулся угольно-черный пар, собирался в широкие крылья, закрывшие собой соседний склон. Огненные глаза-угольки смотрели на Данияра и его братьев, Ярославу, Антона и Ильяса.
– Поводырь… – позвала Тьма. – Ты нарушил договор.
Данияр резко развернулся и замер. Братья – Чума, Голод и Раздор – тут же подступили к нему, вырвали из рук серебряный посох, бросили на камни.
– Договор гласит – держать равновесие! – Данияр дернул плечом, сбросил с него ненароком положенную Раздором руку. – Ты его держишь, Морок?
Морок вздохнул – черный туман смешался с облаками. Те потяжелели, налились свинцом. Потянуло холодом и грозой.
– А как бы я здесь оказался? – Морок засмеялся. Злой громоподобный смех оборвался вопросом: – Где она?
– Если ты ее не видишь, значит, она в надежном месте.
Рука Тьмы поднялась, замерла над горсткой людей – для них померк свет, погасли звуки. Ярослава прикрыла собой раненых. Берендей – ее. Ярко-серебряная вспышка рассекла темноту, но погасла слишком быстро, чтобы причинить вред Мороку. Берендей выскочил вперед, загородив собой Ярославу.
Тьма усмехнулась. Поймав Берендея в воздухе, сжала его в кулаке, словно куклу.
Ярослава закричала, только рассмешив Тьму – та раскрыла угольно-черную ладонь, показав девушке то, что
– Поводырь, я не могу больше ждать! – взревела Тьма.
– Мне нечего тебе сказать, – отозвался Данияр. – Я не знаю, где она… Кстати, а мы о ком говорим?
Тьма разочарованно вздохнула, над ущельем разнесся ее хрип:
– М-м, шутить со мной решил?.. Мне есть чем тебя убедить.
Движением пальца Морок подцепил Ярославу, намотал ее косу на указательный палец и подвесил девушку над пропастью. Ярослава болтала ногами, хваталась руками за основание косы.
– Отпусти ее! – потребовал Данияр.
– Ты уверен? – Морок, издеваясь, чуть отпустил косу Ярославы. Засмеялся, наблюдая, как она дрыгает ногами в поисках опоры. Потом девушка рухнула вниз и снова замерла в воздухе, подхваченная ловкой рукой Морока.
Девичий голос рассыпался над ущельем, заставив всех замереть и оглядеться:
– Меня ищешь?
Катя появилась внезапно, словно проявилась из скалы.
– Уходи! – закричал Данияр. Братья скрутили его, отбросили к камням с такой силой, что те осыпались мелким крошевом, а сам Поводырь не смог сразу подняться. С трудом перевернулся на живот, пополз к Кате. – Уходи…
Ярослава извернулась, достала из-за пояса нож и полоснула им по своим волосам. Коса осталась намотанной на палец Морока, а Ярослава, падая, успела зацепиться за камни.
– Быстрее! – Ильяса и Антон втянули ее на уступ и затащили подальше от края, к валуну. Девушка тяжело дышала, волосы, будто охваченные невидимым пламенем, продолжали тлеть.
– Он же бессмертный, – стонала Ярослава, то и дело выглядывая из-за камней на неподвижно лежавшего Берендея.
Катя встала на краю пропасти, прямо напротив красных угольков глаз Морока.
– Ты думаешь, что всех обманул, верно? – спросила спокойно.
Милана дождалась, пока родители уснут, бесшумно спустилась и отворила дверь на веранду. Несколько мгновений прислушивалась к пению сверчков, отдаленному лаю собак на другой стороне деревни. Осторожно сошла с крыльца и шагнула к ограде – к тому самому месту, где накануне увидела незнакомку в черном.
Сейчас дорога пустовала: ни прохожих, ни животных; даже ветер, казалось, обходил теперь их дом стороной. Милана была современным подростком, который не верит во всякие бабкины суеверия, и, скажи ей кто-то вчера, что она будет в ночи выполнять поручение полоумной соседки-ведьмы, она бы рассмеялась этому человеку в лицо. Еще вчера бы хохотала, держась за живот. А сегодня – уже нет. Поэтому, вытянув из-за поленницы заранее приготовленные мешок для мусора и лопату, она направилась к ограде.
Посветив себе фонариком, нашла то место на заборе, за которое бралась рука вчерашней незнакомки. Прямо под ним – выжженный пятачок лужайки: то самое место, которое днем осветили солнечные лучи. Вместо густой, ярко-зеленой весенней травы – черная земля, будто проплешина. У самого забора, в вечном теньке, могла спрятаться еще беда. Для этого-то Милана и приготовила мамину садовую лопатку, легкую и крепкую.