Меч времен

Посняков Андрей

— Ага, не узнает… А тиун? Уж тот-то все доложит.

— А батюшка сказал, чтоб ты нас не неволил!

Ага, вот оно как. Не неволил!

— Купаться сходим, — Михаилу и самому было жарко. — Только не на вымол… На Федоровский ручей.

— У-у-у, на ручью не интересно.

— В догонялки там поиграем, нырять вас поучу!

— О, да мы умеем!

В общем, уговаривал недолго — бояричи покривились да все ж таки согласились — не река, так хоть ручей. Обсказали тиуну, собралися, пошли.

— А ну-ка, кто тут что

знает? — вышагивая, не торопясь, расширял свой кругозор новоявленный «дядька». — Это вот что за церковь?

— Это Павловская… два сорока лет назад выстроена.

— А эта?

— Эта? Святой Ирины.

— А что за частокол? Чей?

— Ха! Чей?! То — Никодима Мирошкинича усадьба, боярина знатного… такого, как наш батюшка!

— Никодима Мирошкинича, значит? Угу…

Отвечал все Борис, Глеб отмалчивался… то есть нет, не молчал, конечно, наоборот — галдел, вскрикивал, показывал пальцем:

— А вона ворона, видите? На той осине!

— Это не осина, братец, а липа.

— Да и бог с ней, я ж не о липе — о вороне. Вот, ежели б мне стрелу с луком — я б это ворону с сорока шагов свалил.

— Хвастун! — Борис улыбнулся. — Не сбил бы ни за что?

— Я бы не сбил?! А вот сейчас ка-ак дам!

— Цыц!!! — Михаил окинул детей строгим взглядом. — Мы купаться идем или драться?

— Купаться…

— Вот то-то же!

На Федоровском ручье, шагах в ста от впадения его в Волхов, на песчаной излучине и остановились, близ зарослей ольхи и ивы. Михаил нагнулся, потрогал рукой воду, показалось — холодная, однако мальчишки уже поскидали одежду и с хохотом бросились в ручей наперегонки, поднимая брызги:

— Ай! Уй! Славно-то как! Славно!

Миша и моргнуть не успел, как был уже с головы до ног обрызган. Вот, гады! Впрочем, приятно! В знойный-то день… Разбежался, нырнул… ах! И вправду — славно.

На ручье купающих хватало — в основном подростки, юноши, но были и взрослые — судя по одежке, мастеровые, купцы — точнее сказать, приказчики — или что-то в этом роде.

Как и все студенты-педагоги, Миша когда-то проходил практику в детском лагере и теперь вспоминал инструкцию. «Строго запрещается: нырять, брызгаться, заходить в воду без разрешения вожатого (инструктора, тренера)…» Примерно так, кажется…

Водичка и вправду оказалась прохладной, и Миша выбрался, уселся на бережку обсыхать рядом с какими-то парнями. Поздоровался вежливо, те тоже отозвались — мол, и ты здрав буде. Михаил поискал глазами своих: ага, во-он они, плещутся вместе с какими-то ребятами… орут, ныряют друг за дружкой, толкаются… Как бы, не дай бог, не утопли! Не должны, тут мелко…

— Отроков выкупать привел? — поинтересовался сидевший рядом молодой человек — худой, но жилистый, с узкими смуглым лицом и открытым взглядом. — Не бойся, друже, не утопнут — не Волхов. Сюда мнози приводят.

— Не утопнут, оно так, — Миша улыбнулся в ответ. — А вот как бы не

замерзли. Закашляют, зачихают… Не знаю даже, как теперь их из воды выманить?

И правда — не знал. Не крикнешь же, как в лагере:

— Кто последний, тот без компота!

Этих оставишь без компота, как же…

— А чего их выманивать? Пущай себе плещутся, жара ведь, — молодой человек подмигнул и представился. — Меня Онисимом кличут. Онисим Ворон, смугл потому что.

— Михаил, — Миша протянул руку и улыбнулся, увидев, как бояричи, выбравшись наконец из воды, принялись бегать по песку взапуски. Ну, теперь-то уж не замерзнут, согреются, солнце-то — эвон, палит! Ноги бы только не раскровянили… Ха! Уж битых стекол тут точно нет, как нет и бутылок… бутылок… стекол…

— Слышь, Онисим, я деве одной знакомой хочу в подарок браслетик стеклянный прикупить. Подскажи, у какого мастера лучше?

— Смотря какие, «новгородки» или «киевки»?

— А чем отличаются? — Михаил удивленно моргнул.

— Ну ты, брат, видать, издалеце!

— С Заволочья.

— А, ну тогда ясно, — Онисим пригладил волосы, охотно разъяснив, что «новгородки», стеклянные браслеты из местного сырья, обычно коричневые, желтые, зеленоватые, а вот «киевки» — синие, голубые, сиреневые…

— О, мне бы, пожалуй, «новгородки» бы подошли! — Михаил и не старался скрыть радость — ну, хоть что-то узнал. — У кого покрасивше?

— Много мастеров есть, — новый знакомец степенно почесал затылок. — Ты вот что, у самих стеклодувов и погляди… Да по торжищу походи, погляди, может, что зазнобушке своей и высмотришь. Кваску хошь?

— Да я бы с удовольствием.

Онисим вытащил из кустов плетеную флягу, протянул:

— Пей.

Поглядывая на играющих ребят, Миша с удовольствием сделал пару глотков, поблагодарил:

— Вкусный!

— Еще б не вкусный, бабка делала! — улыбнулся Онисим. Потом почесал затылок, подумал немного, добавил:

— А браслеты красивые у Симеона-мастера, что на Лубянице живет… Да, на Лубянице, тамо…

Так-так… на Лубянице, значит. Где та корчма… А весело там дрались, ничего не скажешь — жаль, мало. И знакомец там появился — Онуфрий Весло, лодочник… с Федоровской пристани, кстати — совсем рядом. Сходить, что ли? Нет, за мальцами приглядывать надобно. Ишь, разбегались… не пора ли домой, на усадьбу?

— Не, не пора, не пора! — закричали хором. — Ну еще немножечко!

Убежали, в воду — хлобысь! Только по сторонам брызги. Михаил тоже окунулся еще разок, выбрался на берег, за ним — и мальчишки, постояли немножко на ветерке, пообсохли. Онисима уже на прежнем месте не видно было — ушел.

— А что-нибудь нам расскажи, дядько Мисаил, — подергал за руку младшенький, Глеб, посмотрел серебряными, как волховская водица, глазами. — Ну, расскажи, а?

— Верно, — поддержал братец. — Чтоб не скучно было до усадьбы идти.