Меченный смертью. Том 4
Шрифт:
Я открыл перед ней дверь в столовую и легко склонив голову, томным голосом произнес:
— Мадмуазель, прошу вас.
Ольга сделала грациозный реверанс и, слегка покраснев, ответила:
— Сударь, вы так любезны.
Проследовав за ней в столовую, я придвинул ей стул, подождал, пока она сядет, а потом уселся рядом. Ольга почему-то старалась на меня не смотреть. Ее правая рука немного подрагивала от волнения. Но вместе с тем я чувствовал, что ей безумно приятно находится рядом со мной. Все ее страхи, невзгоды и переживания словно бы испарились в этот миг, оставив место простому
Сзади незаметно подошел Леопольд и наложил нам чудесного борща от Марфы Васильевны. Причем сделал он это так ненавязчиво, что я, увлеченный созерцанием преобразившейся до неузнаваемости Ольги Дмитриевны, совсем этого не заметил. И этим, признаться, дворецкий меня приятно удивил. Он отошел к стене и замер рядом с важной фигурой Тимофея Федоровича.
— Они что, так и будут тут стоять? — удивленно шепнула мне Ольга, стараясь не смотреть в сторону застывших у стены слуг.
— Так принято. Если их прогнать, то они очень обидятся. А человека, который приносит тебе еду, лучше не злить, сама понимаешь, — так же тихо ответил я, многозначительно подняв брови и слегка улыбнувшись, а потом уже обычным голосом добавил: — Приятного аппетита, Ольга Дмитриевна.
— И вам, Александр Николаевич, — бархатистым голосом ответила она, смущенно улыбнувшись.
Ужин был просто бесподобен. Ближе к его завершению Ольга перестала стесняться слуг, и всю ее скованность, как рукой сняло. Но, вопреки моим опасениям, после этого ее поведение не стало разнузданным, а наоборот начало отдавать изящной аристократичностью и изысканностью.
Лицо ее порой мрачнело и по нему пробегала глубокая тень печали. Похоже, что Ольгу то и дело касались тяжелые воспоминания о сегодняшней трагедии. Впрочем, как и меня.
Однако, нас еще в академии учили отбрасывать прочь весь негатив, касающийся событий, на которые мы никак не могли повлиять. Агент должен быть психологически крепок и морально устойчив. Поэтому с изредка подкатывающими приступами хандры я расправлялся быстро и беспощадно.
— Тимофей Федорович, — слегка улыбнувшись, обратился я к управляющему, — вы не находите, что Ольга Дмитриевна сегодня просто неотразима?
— Категорически с вами соглашусь, ваше сиятельство. Мадмуазель Покровскую сейчас просто не узнать. Ее манеры так же изысканны, как и безупречны. Она чем-то напомнила мне вашу матушку.
Странно было слышать такие слова от слуги, который, насколько я знал, весьма ценил чистоту дворянской крови и, мягко говоря, не приветствовал браки между дворянами и представительницами простого народа. И только сейчас, не без удивления заметив, как ласково и по-отечески смотрит Тимофей Федорович на Ольгу, я понял, что старик полюбил ее, равно как свою дочь.
Ольга заметно смутилась, ее щечки порозовели и она, взглянув на управляющего, слегка сконфуженно произнесла:
— Благодарю вас, Тимофей Федорович. Но, право же, мне кажется, вы сильно преувеличиваете мои достоинства.
— Нисколько, Ольга Дмитриевна. Я говорю только то, что вижу. Похоже, что вы какое-то время соприкасались с людьми из высшего света. Такому нельзя научиться на уроках этикета. Это познается только через
Лицо Ольги вдруг посуровело и даже как-то потемнело. Это не скрылось ни от меня, ни от бедного Тимофея Федоровича, который сразу же изменился в лице и взглянул на меня, безмолвно прося разрешения вставить еще слово. Я отлично понимал, где Ольга «соприкасалась» с людьми из высшего света. При этом меня весьма успокаивал тот факт, что Тимофей Федорович не в курсе темного Ольгиного прошлого. Я кивнул управляющему и тот, умоляюще взглянув на Ольгу, сказал:
— Прошу простить меня великодушно, Ольга Дмитриевна, если чем-то вас обидел. Видит бог, я этого не хотел.
К этому времени Ольга уже взяла себя в руки и, нервно улыбнувшись управляющему, ответила слегка взволнованным голосом:
— Вы нисколько меня не обидели, Тимофей Федорович. Просто на миг нахлынули плохие воспоминания, вот и все. Знаете, порой случается, что за маской утонченной аристократичности может скрываться настоящий зверь, — добавила она, опустив взгляд.
Лицо Тимофея Федоровича внезапно нахмурилось, глаза его сверкнули недобрым огнем.
— Простите, меня, милейшая Ольга Дмитриевна. Я не знал, что на вашем пути встречались такие двуличные мерзавцы. Если бы я хоть краем уха услышал, что вас кто-то несправедливо обидел, даже будь то один из светлейших князей, я первый бы плюнул ему в лицо.
Почувствовав, что разговор постепенно заходит совсем не в то русло, я решил сменить тему:
— Кто прошлое помянет, Тимофей Федорович, тому, как говорится, глаз вон, — добродушно улыбнувшись, сказал я, попивая ароматный кофе. — Я уверен, что сейчас Ольгу Дмитриевну никто не посмеет обидеть. В противном случае вам придется встать в очередь для позорного плевка. Первым буду я.
Тимофей Федорович молча поклонился и попытался спрятать улыбку в усы. Ольга благодарно покосилась на меня и едва слышно прошептала:
— Спасибо.
Между тем я краем глаза примечал, как Леопольд долго и пристально смотрел на Ольгу в продолжении всего нашего разговора. В этом его взгляде было что-то от энтомолога, разглядывающего невиданной красоты бабочку перед тем, как приколоть ее булавкой к своей обширной коллекции. И этот взгляд мне очень не понравился.
— Леопольд, — сухо обратился я к нему, — загляните ко мне в кабинет через полчаса после окончания ужина. Мне нужно с вами побеседовать.
— Всенепременно, ваше сиятельство, — поклонившись, ответил дворецкий.
В его голосе за напускным безразличием сквозила уверенность и даже, как мне показалось — сила. Там не было ни грамма сожаления по поводу того, что вся сегодняшняя бойня, возможно, началась по его вине.
Хотя, если уж быть совсем откровенным, я в этом сам начал сомневаться. Сейчас внутри меня крепла уверенность, что Леопольд и перстень шамана были только предлогами для нападения. И если бы я даже выполнил требования бастарда, он не изменил бы своих планов. Это был некий казус белли, выдуманный Владиславом, чтобы оправдать свои действия перед своими союзниками.