Меченый (Заступник) (др. перевод)
Шрифт:
— Рожеру надо отдохнуть и поесть, а не рассказывать истории на ушко, пока вы нарезаете ему мясо, — объявила Джизелл. — Еще успеете за ним поухаживать.
— Перерыв! — крикнула Лиша, влетев в комнату.
Можно было и не говорить. Смычок мгновенно соскользнул со струн с душераздирающим стоном. Рожер улыбнулся, помахал рукой и сбил на пол деревянную кружку, пытаясь отложить скрипку. Сломанные пальцы и рука неплохо срослись, но нога в гипсе еще висела на веревках, и дотянуться до тумбочки было непросто.
— Похоже, ты
— Ты не поможешь нарезать? — Он поднял изуродованную руку.
Лиша вскинула брови:
— На скрипке ты играл ловко. Что случилось с твоими пальцами?
— Просто я терпеть не могу есть в одиночестве, — засмеялся Рожер.
Лиша улыбнулась, присела на краешек кровати и взяла нож и вилку. Она отрезала добрый кусок мяса, обмакнула его в подливку, добавила немного картошки и поднесла вилку к губам Рожера. Юноша улыбнулся, и капля подливки вытекла у него изо рта. Лиша усмехнулась. Рожер покраснел, его бледные щеки стали одного цвета с волосами.
— Я и сам могу держать вилку, — сказал он.
— Мне нарезать мясо и уйти?
Рожер отчаянно замотал головой.
— Тогда цыц. — Она поднесла к его губам второй кусок.
— Знаешь, это не моя скрипка. — Помолчав, Рожер взглянул на инструмент. — Это скрипка Джайкоба. Моя сломалась, когда…
Он осекся, и Лиша нахмурилась. Прошел месяц, но Рожер по-прежнему отказывался говорить о нападении даже под нажимом стражника. Он послал за своими немногочисленными пожитками, но, насколько знала Лиша, так и не связался с гильдией жонглеров и не сообщил, что произошло.
— Ты не виноват, — сказала Лиша, заметив, что его глаза затуманились. — Ты его не убивал.
— Я его все равно что убил.
— Что ты имеешь в виду?
Рожер отвел глаза:
— Я… вынудил его вернуться на сцену. Он был бы жив, если бы…
— Разве он не говорил, что это лучшее, что с ним случилось за последние двадцать лет? — возразила Лиша. — За эти короткие дни он прожил больше, чем за долгие годы в гильдейской каморке.
Рожер кивнул, но в глазах стояли слезы. Лиша сжала его руку.
— Травницы часто видят смерть. Поверь, еще никто не отправлялся к Создателю, успев завершить все земные дела. Каждому отмерен свой срок, и продлить его не дано.
— И все же он слишком короток для тех, кого я встречаю на своем пути, — вздохнул Рожер.
— Я видела безвременную смерть многих, кто и не слышал о Рожере Восьмипалом. Это тоже твоя вина?
Она сунула ему в рот ломтик мяса, и Рожер взглянул на нее.
— Мертвым не полегчает, если ты разрушишь свою жизнь чувством вины, — добавила Лиша.
Когда прибыл вестник, у Лиши в руках была охапка белья. Она сунула письмо Вайки в фартук и занялась другими делами. Когда она убрала выстиранное
Не успела она оглянуться, как солнце уже село и девушки легли спать. Лиша прикрутила фитили, чтобы лампы светили тусклым оранжевым светом, и в последний раз прошла между кроватями, чтобы проверить, все ли пациенты хорошо себя чувствуют, прежде чем подняться наверх. По пути она поймала взгляд Рожера. Юноша поманил ее, но она улыбнулась и покачала головой. Она наставила на него палец, затем сложила руки словно в молитве, прижалась к ним щекой и закрыла глаза.
Рожер нахмурился, но она подмигнула ему и пошла дальше, зная, что он не отправится следом. Гипс сняли, но юноша жаловался на боль и слабость, хотя перелом зажил хорошо.
В конце комнаты Лиша остановилась налить себе воды. Стояла теплая летняя ночь, и кувшин запотел. Лиша рассеянно вытерла руку о фартук и почувствовала хруст бумаги. Она вспомнила о письме Вайки, вытащила его, сломала печать большим пальцем и наклонила лист к лампе, не отрываясь от чашки.
Через мгновение глиняная чашка упала на пол и раскололась, но Лиша этого не заметила. Она сжала в кулаке листок и выбежала из комнаты.
Когда Рожер нашел Лишу, она тихо плакала в темной кухне.
— Что случилось? — спросил он, тяжело опираясь на трость.
— Рожер? — Лиша шмыгнула носом. — Почему ты не в постели?
Рожер не ответил. Он подошел и сел рядом:
— Плохие новости из дома?
Лиша посмотрела на него и кивнула.
— Помнишь, мой отец простудился? — Она подождала, пока Рожер кивнет. — Он шел на поправку, но болезнь вернулась. Это оказалась горячка. Прокатилась по всей Лощине. Большинство должно выздороветь, но самые слабые…
Она снова заплакала.
— Кто-то знакомый? — спросил Рожер и немедленно себя выругал. Ну конечно же, кто-то знакомый. В деревушках все друг друга знают.
Лиша не заметила оговорки.
— Моя наставница, Бруна. — На фартук падали крупные слезы. — Еще несколько человек и пара детишек, которых я даже ни разу не видела. Всего дюжина, и половина города до сих пор не поправилась. Мой отец совсем плох.
— Соболезную, — произнес Рожер.
— Не жалей меня, это моя вина.
— Что?
— Я должна была быть там. Я не всегда была ученицей Джизелл. Я обещала вернуться в Лесорубову Лощину, когда закончу учиться. Если бы я сдержала обещание, я была бы сейчас там, и тогда…
— Я видел в Опушке, как люди умирали от горячки. Их смерть тоже на твоей совести? А тех, кто умирает в этом самом городе, потому что ты не можешь помочь всем?
— Это не то же самое, и ты это знаешь.
— Неужели? Ты сама сказала, что мертвым не полегчает, если ты разрушишь свою жизнь чувством вины.