Мечта дилетантов
Шрифт:
– Не знаю. Телефон звонившего не высвечивался. Но она меня крепко доставала. У меня было такое ощущение, что эта звонившая женщина находится всегда рядом со мной. Где-то очень близко.
– А в кабинет к Паушкину в тот день вы точно не входили?
– Нет, не входил. Это абсолютно точно. Зачем? Что я там мог найти?
– Кто-то устроил там беспорядок...
– Это не я.
– Нашли ваши отпечатки пальцев. Может, вы были в таком невменяемом состоянии, что сами не понимали, как именно себя ведете?
– Нет. Я бы запомнил. И до того, как мне позвонили из «Осириса», я уже
– Договаривайте, – потребовал Дронго.
– Нет, – упрямо и как-то зло покачал головой Абасов, – есть вещи, о которых невозможно говорить. Даже своему адвокату, даже на исповеди. Неужели вы ничего не понимаете? Я не стану вам рассказывать такие подробности, которые могли бы скомпрометировать Алдону и опозорить меня. Скажу только, что я был в тот вечер в ужасном состоянии. Но в кабинет Паушкина я не входил. Слишком много чести для него. И тем более никакого беспорядка я не устраивал. А сорвался только после того, как мне позвонила Алдона. Ведь оба наблюдателя подтвердили, что они встречаются в отеле.
– Это она рассказала вам, что Паушкин был ее первым мужчиной?
– Конечно. Иначе откуда бы я узнал?
– Зачем она это сделала?
– Мы тогда только познакомились. И она достаточно честно рассказала мне о своей жизни. Как жила в Подольске, как переехала в Вильнюс, как получила там звание вице-королевы красоты. Как вернулась в Москву. Как встречалась с Паушкиным, потом с одним литовским бизнесменом, за которого даже хотела выйти замуж. Затем с нашим известным актером. Мы ничего не скрывали друг от друга. Я тогда даже не мог представить себе, что в наш центральный офис переведут этого Паушкина. Иногда бывают такие роковые совпадения. Очевидно, на мое несчастье.
– Перестаньте себя винить. Вас просто грамотно развели и подставили. Есть такой московский термин.
– Я думал, что это относится только к деньгам.
– Возможно, и к деньгам. Вас готовили на должность первого вице-президента банка. И об этом все знали. Вполне вероятно, что Ребрину, которого вы должны были заменить, все это не очень нравилось.
– Совсем не нравилось. Но он понимал, что должен уходить на пенсию. У нас с ним разница более чем в двадцать лет.
– Представляю, как ему не хотелось уходить. У вас уже составлено завещание?
– Нет. Но я хотел оставить завещание, чтобы все передать своим детям.
– Не получится. У вас супруга не работает, значит половина имущества автоматически переходит к ней. Вот ведь как интересно получается.
– Кто это придумал?
– Наследственное право, – пояснил Дронго, – современное российское законодательство.
Абасов тяжело вздохнул, посмотрел на свои руки.
– Может, действительно все это было подстроено? – неожиданно сказал он, – но в любом случае во всем виноват только один человек. И этот человек сидит в комнате, перед вами. Я убил Паушкина и я должен за это отвечать.
– Сначала мы все проверим, – сказал Дронго, – назовите номер вашего мобильного. И остальных ваших телефонов, я постараюсь все проверить. И никому не рассказывайте, о чем мы здесь с вами говорили. Иначе
Абасов согласно кивнул.
– И еще, – добавил Дронго, – постарайтесь держать себя в руках. Легче всего уйти из этой жизни, сложнее принимать удары судьбы и не сгибаться под этими ударами. Вы меня понимаете?
– Да, – кивнул Абасов.
– А теперь позовем нашего старого адвоката. Иначе он просто обидится. Я бы на его месте так и поступил, – улыбнулся Дронго.
Глава пятая
Банк «Универсал» занимал сразу пять этажей в новом выстроенном здании, которое появилось в центре города в конце девяностых. Именно после августовского дефолта девяносто восьмого года началось разорение одних банков и становление других. «Универсал» стал одним из тех банков, для которых девальвация послужила толчком к экономическому росту. И конечно, в основе успеха банка была продуманная стратегия развития, осуществляемая его бессменным президентом – Иосифом Яковлевичем Гольдфельдом.
Дронго еще вчера записался на прием к президенту банка, пояснив, что он новый адвокат арестованного Ахмеда Абасова. К его большому удовлетворению Гольдфельд сразу назначил время, решив принять его ровно в полдень. Дронго вошел в небольшой кабинет президента банка, когда часы показывали точно двенадцать. С первого взгляда было ясно, что в этом кабинете работали. Книжные шкафы, большой стол, приставной, стол для заседаний. Стулья, кресла. Телевизор, кондиционеры. Мягкая мебель в углу, вокруг небольшого столика. Гольдфельд справедливо считал, что слишком дорогой и изысканно обставленный кабинет руководителя банка может вызвать недоверие к его владельцу, так нерачительно тратившему банковские капиталы. Сам Иосиф Яковлевич был человеком рациональным и разумным, он не любил ненужные траты и не принимал подобных расходов. При этом он готов был выделять большие суммы на благотворительность и на различные премии для актеров и художников.
Гольдфельд был подтянутым, сухощавым мужчиной пятидесяти лет. У него было несколько вытянутое лицо, светлые глаза, вьющиеся каштановые волосы, которые он немного подкрашивал, но никому в этом никогда не признавался. Он любил элегантные костюмы и смокинги, которые с удовольствием надевал на различные светские мероприятия. Пожав руку гостю, он пригласил его на уголовой диван, где обычно проводились частные беседы. Секретарь уточнив, что именно будет пить гость, внесла две чашки зеленого чая и наборы с сухарями, шоколадом и печеньем.
– Мне сказали, что вы новый адвокат нашего Ахмеда Абасова, – сразу начал беседу Гольдфельд.
– Нет. Я второй адвокат. Первый так и остался защитником Абасова.
– Мы хотели предложить свои услуги, но Ахмед отказался, – сообщил Иосиф Яковлевич, – я считал, что мы должны сделать все возможное для оказания помощи нашему вице-президенту.
Дронго отметил, что он не сказал «бывшему». Это был хороший сигнал для продолжения беседы.
– Зачем вы хотели со мной встретиться? – спросил Гольдфельд.