Мечта длиною в лето

Богданова Ирина

– Это дом местной затворницы, – сказал Генка, – есть тут одна такая. Видно, от кого-то скрывается.

Он не договорил, предлагая по его тону самим догадаться, какой человек тут живёт, прячась от людских глаз. Не останавливаясь, машина пролетела мимо особняка, и рука Голубева уверенно нажала на кнопку сигнала, издавшего гудящий звук, покрывший шум гравия под колёсами.

– Приехали, Подболотье.

– Вот это да! – невольно закричал Федька, когда машина, словно споткнувшись, остановилась около покосившегося дома без крыши.

Вдали,

сколько позволял видеть глаз, стояли такие же полуразвалившиеся избы с рухнувшими заборами, дырявыми крышами и проломленными стенами. Одни избушки выглядели почти пригодными к проживанию, только кровлю бы подлатать, а другие превратились в прах так давно, что успели прорасти ивняком и крапивой в человеческий рост.

Завозившийся на сиденье дед крякнул, но сдержался, негромко заметив:

– Говоришь, все твои одноклассники тут лето проводят? Ну-ну.

Старухи появились внезапно. Словно вынырнули из-под земли. Одна, другая, третья…

Возглавляла бег сухая старушонка в лёгком халатике с розовыми зайцами, явно купленном в «Детском мире». Приветственно размахивая над головой полиэтиленовым мешком, она успевала выкрикивать:

– Я первая в очереди! Не обгоняй меня, Валентина, я первая машину увидела.

– Сахарный песок привёз, Геннадьюшко, как я заказывала? – басом гудела толстая бабуля с костылём, продираясь через кусты бузины, усеянные мелкими белыми цветочками.

– Генка, Генка приехал! – неслись со всех сторон голоса, наполняя деревню жизнью и звуками.

Облегчённо вздохнув, Федька уловил на лице деда подобие улыбки и понял, что гроза миновала и экстренное возвращение откладывается.

В первый момент показалось, что старух очень много, но, приглядевшись, Фёдор насчитал всего шестерых: крошечную бабулю в розовом халате, дородную Валентину с конским хвостиком, перетянутым резиночкой, бочкообразную старуху с костылём, двух похожих друг на дружку бабушек в домашних тапочках и угрюмую старуху, державшуюся немного в стороне от машины.

Не в силах дождаться, пока Генка распахнёт дверцы автолавки, бабушки столпились у кузова, весело отпихивая друг друга и беззлобно переругиваясь, словно члены одной семьи у сковородки с горячими блинами.

– Кто первый в очереди? – звонко выкрикнул продавец, и вокруг воцарилась благоговейная тишина. Во время суматохи на приезжих никто не обратил внимания. Старушки торопились отовариться, а Генке Голубеву было некогда поднять голову от подсчётов. Наконец, отпустив товар последней бабуле, Голубев поманил рукой всё ещё сидевших в кабине деда с Федькой и представил собравшимся:

– Дачники к вам.

– Бабоньки, никак к нам женихи! – взвизгнула от восторга старуха с костылём, с недюжинной силой забросив его в ближайший куст.

– Точно, гражданин, да какой симпатичный! – согласились старушки в тапочках, умильно заморгав побагровевшему от смущения деду.

– Но-но, – пригрозил веселухам Генка, ухмыляясь

во весь рот, – запугаете дачников – обратно уедут. – Он нашёл глазами бабулю в розовом и спросил: – Баба Лена, возьмёшь постояльцев?

– А что? Я старушонка озорная, – притопнула ногой баба Лена и скомандовала: – Берите вещи и айда за мной.

* * *

В деревне пахло цветущей сиренью. Нескошенная трава вдоль дорог порой доставала Федьке до макушки. Как только вдали затих урчащий шум Генкиной машины, деревней завладели птичьи перезвоны и стрекотание кузнечиков.

Хоть и кружило Федькину голову неизведанное приключение, но усталость наваливалась, передавливая плечи лямками рюкзака и стекая за воротник струйками липкого пота. О привале и отдыхе он думал с блаженством, ему очень хотелось пить. Лучше всего холодную фанту или спрайт. Но сойдёт и вода.

Звучно хлопая по пяткам, оранжевые шлёпанцы бабы Лены торили путь по зарослям подорожника между заколоченных домов. От быстрой ходьбы розовые зайцы на халатике шевелились, словно в детском мультике, издалека казалось, что они грызут синие морковки, накрепко зажатые в лапах.

Пару раз старушка останавливалась, проверяя, идут ли за ней постояльцы, и перекладывала из руки в руку полиэтиленовые пакеты, раздувшиеся от продуктов. От нелёгкого груза на руках бабы Лены верёвками набухли тёмные жилы, и Федька подумал, что если бы он не волочил объёмистый рюкзак, то обязательно помог бы. Наверное, со стороны это выглядело совсем неприлично: маленькая старушонка тащит пакеты, а два крепких мужчины идут сзади… Поэтому он облегчённо вздохнул, услышав, как дед вежливо предложил:

– Хозяюшка, позвольте вам помочь.

– Да мы уже пришли!

Баба Лена резко свернула и замерла, ожидая реакции гостей.

– Ну и ну! – ахнул Федька, стукнувшись о дедову спину.

– Красота! – сдавленно изрёк дед, посмотрев на покрасневшую от смущения бабу Лену.

За калиткой, висящей на одной петле, перед ними открылся дом. Снизу до крыши он был расписан розовыми зайцами и синими морковками. В точности как на халате. Но если на халате заячьи мордочки удавалось разглядеть с трудом, то на зелёной стене дома огромные зайцы представали во всех подробностях, сверкая белыми зубами и кося узкими глазами с загнутыми ресницами.

– Ресницы я для красоты пририсовала, – похвасталась хозяйка и бесхитростно поинтересовалась: – Нравится?

– Великолепно, – с преувеличенным восторгом воскликнул дед, и Федька понял, что дед – любитель фламандской живописи шестнадцатого века – в шоке от увиденного.

– Милости прошу. – Баба Лена посторонилась, пропуская постояльцев вперёд.

Предвкушая, как скинет ненавистный рюкзак на пол, Федька шустро проскочил на крыльцо, успев заметить укоризненный взгляд деда.

Тот церемонно остановился напротив хозяйки и, взяв у неё из рук пакеты, представился: