Мечтать не вредно
Шрифт:
Он встал. Встал он своевременно, так как телефон, доселе молчавший, зазвонил.
Лариков поднял трубку, моля всех святых, чтобы это был Поздяков.
— Алло.
— Андрей? — в трубке взволнованный голос Галины Михайловны казался оглушающим. — Андрей, я тут подумала, что Саше уже бы пора вернуться. Ты ничего не знаешь про эту Лену?
Судя по ее голосу, у нее начиналась истерика, а Лариков, уже успев изучить мать своей помощницы, знал, что истерика Галины Михайловны своего рода стихийное бедствие.
— Галина Михайловна,
— Вы бы туда съездили, а? — попросила она, и Лариков понял по отчетливо прозвучавшим ноткам, что он был прав в своем предположении.
— Непременно съездим и привезем ее, — твердо пообещал Лариков.
«Если позвонит Поздяков, — подумал он, — мы сделаем это очень скоро».
Поэтому он все время смотрел то на часы, то на телефон, поскольку промедление было, натурально говоря, смерти подобно, а телефон все не звонил и не звонил!
Глава 7
— Урод! — разъяренно фыркнула я, захлопывая за собой дверь в комнату.
Паша сразу нахохлился, отнеся это на свой счет, и тут же заворчал, что он красивый.
— Красивый Паш-ша, — бормотала несчастная птица, стараясь не смотреть в мою сторону.
Конечно, за что я его-то обидела? Он ко мне со всей душой, а я…
— Да не ты, — сказала я ему, подходя к клетке.
Но было уже поздно. Мой собрат по несчастью явно перестал относиться ко мне с прежней любовью. Бедняга теперь снова окунулся в волны вынужденного одиночества, и я почувствовала острую вину за не вовремя вырвавшиеся у меня слова.
— Пашенька красивый, — подхалимским голоском пропела я, пытаясь снова снискать его расположение. — Пашенька золотой. Самый красивый попугайка на свете!
Пафнутий продолжал хранить гордое молчание. Тогда я решила выпустить его из клетки. Пусть хоть он насладится жалким подобием свободы.
Открыв клетку, я отошла в сторону, давая ему возможность беспрепятственно вылететь на волю.
Сначала он не поверил собственному счастью. Посмотрел на меня подозрительно, выкрикнул подобие радостного «ура» и выпорхнул наружу.
Я была немедленно прощена.
Совершив несколько кругов вокруг меня, он сел ко мне на плечо.
Потом перенесся на книжную полку, где тут же занялся чрезвычайно полезным делом — начал рвать мягкую обложку с парой кретинов, полыхающих сумасшедшей страстью.
— Вот и правильно, — поощрила я его неблаговидное поведение. — Туда им и дорога. А то забивают всякой ерундой головы воров в законе, а мы потом страдаем!
Зрелище это было как бальзам на мою израненную и озлобленную душу. Я готова была зааплодировать попугаю или начать помогать ему в осквернении местных сокровищ изящной словесности. Почему-то сейчас я в гневном ослеплении была склонна обвинять в своем незавидном положении именно их.
В этот миг, такой сладкий и восхитительный, кто-то начал ломиться в мою дверь.
— Откройте-ка, —
— В кого хочу, в того и играю, — гордо ответствовала я. — А что, только вашей банде можно играть, да?
— Сама бандитка, — обиделась Алиса Давыдовна. — Вам тут вот кассету какую-то передали. Перестаньте бузить и откройте дверь!
Подумав, я решила, что веду себя, как капризное дитя. Возможно, это только понравится этому кретину Филиппу. Потому что в его излюбленных творениях женщины ведут себя именно так. То есть надо обдумать, как же мне вызвать у него отвращение. Значит, надо придумать что-то попротивнее!
Распахнув дверь, я позволила матроне внести в мое убежище свой огромный бюст.
Она проворчала, входя:
— Вот ведь какую капризную дуреху Филипп Владимирович выбрал! Столько дамочек с него глаз не сводят, вам бы гордиться, а вы фанаберии устраиваете!
Не дав мне обдумать, при чем тут, собственно, фанаберии, она вдруг замерла и в благоговейном ужасе уставилась на книжные стеллажи.
— Господи, — прошептала она, роняя видеокассету на столик и всплескивая руками, — кто ж эту гадкую птицу наружу выпустил? Ведь она тут все загадит и книги с обоями порвет!
— Я выпустила, — сообщила я, победным изваянием застыв напротив нее.
— Вот и загоняйте его, пока он тут бед не натворил, — приказала мне экономка.
— И не подумаю, — фыркнула я. — Птицы и женщины должны жить на свободе, в то время как преступники должны сидеть за решеткой!
— Ишь ты чего удумала! — неодобрительно окинула меня своим взором Алиса Давыдовна. — Была б ты моей дочкой, я б тебя выпорола да приказала тебе за Филиппа Владимировича замуж идти!
— Вам он нравится? — невинно осведомилась я.
— А то нет, — просияла матрона, покрыв свой взгляд мечтательной пеленой полного идиотизма. — Как же мой красавчик мне не понравится!
— Вот и топайте за него замуж, — милостиво разрешила я. — А мне он, хоть расстреляйте, не нравится! И вообще — вы кассету принесли? Все сделали? Теперь валите из моих покоев!
— Вот ведь хамка, — возмутилась дама. — Все Филиппу скажу!
— Идите и доносите, — я демонстративно уселась в кресло. — Я и так от вашей компании устала. Вы скучные и неинтеллигентные люди!
Она таращила на меня глаза, явно не привыкшая к такому тону, да и мне бы мама прочла лекцию, как надо разговаривать со старшими, но сейчас мне было не до этикета.
— Бессовестная, — выдавила она, — какая ж девка бесстыжая!
Она попятилась от меня к двери, рискуя опрокинуть венецианский столик на своем пути, нанеся восхитительный ущерб здешнему хозяйству. Попугай выкрикнул одобрительно: «Паша хороший!» — и нацелился кинуться на несчастную подобно коршуну.
Она резко выпрыгнула из комнаты, хлопнув дверью. Я победно оглядела поле боя и заорала: