Мечтают ли андроиды об электроовцах?(сборник фантастических романов)
Шрифт:
— Я вас не понимаю. Отказываться от такого дара, с которым вы родились…
— Вы говорите, как Вейкман. Если бы я осталась с Группой, я должна была бы использовать эту мою способность против Риза. А что мне оставалось делать? — Ее взгляд был полон невыразимой печали.
— Вы знаете, что это на деле означает? Словно я лишилась зрения. Вначале я долго выла и плакала. Я не могла к этому привыкнуть. Я была полностью раздавлена.
— А теперь?
— Я это переживу. Раз это все равно непоправимо, не стоит об этом думать. Не будем больше об
— Вы уже были в космических колониях? — поинтересовался Бентли. Бентли смочил губы ароматной жидкостью. Она была очень крепкой. — Вы видели когда–нибудь рабочее поле? Или колонии скваттеров после прихода полицейского патруля?
— Нет, — ответила Элеонора. — Я никогда не покидала Землю. Я родилась девятнадцать лет назад в Сан–Франциско. Все телепаты родом из этого города. Во время Финальной войны экспериментальные установки Ливермора были разрушены советскими ракетами. Выжившие все равно серьезно облучились.
Мы все происходим из одной семьи: Ирла и Верны Филипс. Все члены Корпуса — родственники между собой. Меня воспитывали, развивая всячески этот дар: таково было мое предназначение.
Несмело раздались робкие звуки музыки, идущие из музыкальных роботов: случайные сочетания непредсказуемых и постоянно меняющихся гармонических тональностей, недоступные пониманию человеческого ума. Несколько пар небрежно танцевали. Группа людей оживленно спорила.
Бентли уловил несколько реплик:
— Он объявился, выпущенный лабораторией в июне.
— Вы наденете брюки на кошку? Это бесчеловечно.
— Достичь подобной скорости? Лично меня устраивает добрый старый суб–ЭС.
Около двери несколько человек, отупевших от усталости, с пустыми глазами и вялыми ртами, собирали свои вещи, готовясь уйти.
— Это всегда так, — объявила Элеонора. — Когда женщины останавливаются, чтобы попудриться, мужчины начинают ссориться.
— Что делает Веррик?
— Послушайте его!
Глубокий голос Веррика перекрывал шум разговоров. Понемногу все смолкли и стали его слушать. Люди с напряженными и суровыми лицами собрались вокруг распалявшихся Веррика и Мура.
— Мы создаем свои собственные проблемы, — утверждал Веррик. — Они не более реальны, чем проблема обеспечения продовольствием или излишка рабочей силы.
— Как это так?
— Система целиком искусственная. Игра в Минимакс была создана двумя математиками в ходе первой фазы второй мировой войны.
— Открыта, а не создана, — поправил Мур. — Они увидели, что социальные ситуации аналогичны играм, как, например, покер. Система, используемая в покере, оказывалась годной и в реальной жизни: в деловых отношениях или в войне.
— Каковы различия между случайной игрой и стратегической? — поинтересовалась Лора Дэвис.
— Все различно, — раздраженно пояснил Мур. — В случайной игре не пытаются сознательно обмануть соперника. В покере, наоборот, каждый игрок часто блефует — ничего не значащие жесты,
— Ну например, объявить, что у него хорошие карты, а на самом деле это неправда?
Мур не обратил внимания на вопрос Лоры и вернулся к Веррику:
— Итак, вы отрицаете, что общество развивается, как стратегическая игра? Минимакс был блестящей гипотезой. Он дал нам научный, рациональный метод для выявления какой–нибудь стратегии и преобразования стратегической игры в случайную игру, к которой применимы статистические методы точных наук.
— В то же время, — проворчал Веррик, — эта проклятая система без всякого основания выбрасывает человека наружу и сажает на его место осла, дурака, сумасшедшего, выбранного случайно, даже без учета его класса и его способностей.
— Конечно! — воскликнул Мур. — Наша система полностью базируется на Минимаксе. Она заставляет всех людей играть в игру Минимакса, и они постоянно боятся потерпеть фиаско. Мы должны отказаться от всякого мошенничества и действовать абсолютно разумно.
— Нет ничего разумного в непредсказуемых скачках! — вспылил Веррик. — Как может быть разумным механизм, подчиняющийся воле случая?
— Случайный фактор есть функция от абсолютно рациональных аргументов. Ничто не может противопоставить стратегию этим непредсказуемым скачкам. Можно только принять случайный метод; статистический анализ нескольких событий и затем понимание того, что все равно, как поступать. Априорное сознание того, что все может быть разоблачено, обязательно вселит в вас беспокойство. Если же вы действуете случайным образом, ваш соперник никак не сможет раскрыть ваши планы, поскольку вы сами не знаете заранее, что вы станете делать.
— Результат: мы все стали суеверными кретинами, — парировал Веррик. — Весь мир пытается трактовать знаки и предзнаменования, полеты белых ворон и появление телят с двумя головами. Мы все зависим от воли случая и теряем чувство реальности, потому что не можем составить никакого плана.
— А как могли бы мы это сделать с группой телепатов? Они прекрасным образом контролируют пессимистические предвидения Минимакса, они раскрывают всю вашу стратегию в тот самый момент, когда вы только начинаете играть.
Веррик ткнул пальцем в свою мощную грудь:
— У меня нет амулетов вокруг шеи. Ни лепестков розы, ни помета леопарда, ни слюны совы. Я веду ловкую игру, а не случайную. При ближайшем рассмотрении, быть может, у меня даже нет никакой стратегии. Я никогда не доверюсь теоретическим абстракциям. Я действую эмпирически, делаю то, что требуется в каждой конкретной ситуации. Ловкость — вот что необходимо. И у меня она есть.
— Ловкость — функция случая. Это интуитивное использование того, что в ситуации, определенной случаем, кажется наиболее предпочтительным. В своей жизни вы уже многое повидали, чтобы распознавать заранее…