Мечты и свершения

Веймер Арнольд Тынувич

Мы связались также с профессором Тартуского университета Густавом Суйтсом, который длительное время жил за границей, имел представление о тамошних условиях. Профессор, выслушав наши планы, проявил меньше оптимизма, чем Мартна. Но высказал предположение, что два молодых человека, не боящиеся работы, без семьи, к тому же немного знающие немецкий язык, могут в Швейцарии найти работу. Он тоже дал нам письмо к эмигрировавшему много лет тому назад из Эстонии социал-демократу Александру Кесккюла. Густав Суйте, правда, был не очень уверен в правильности адреса, но полагал, что в адресном столе мы всегда сможем его уточнить. Во всяком случае, он твердо знает, что Кеккюла живет в Швейцарии, в городе Цюрихе.

Кроме того,

я обратился к Яану Томпу. Это был один из самых крупных и авторитетных в стране деятелей левого рабочего движения. Я рассказал Томпу о наших планах. Обычно немногословный, но благожелательный, он увидел положительную сторону предполагаемого путешествия еще и в том, что есть возможность вступить в контакт с Коммунистической партией Германии. А это весьма важно, поскольку дальнейшая судьба Эстонии в большой степени зависит от «второго издания» германской революции. В Германии обстановка в высшей степени грозовая, может быть, даже революционная. Он дал нам адреса нескольких немецких товарищей и порекомендовал писать в эстонскую рабочую прессу, заметив, что материально это даст нам немного, но для газеты наша информация будет весьма интересна. Со своей стороны, Томп обещал сделать все, чтобы наша поездка была успешной. Я поблагодарил его и обещал писать в рабочую газету и действительно послал две или три корреспонденции как из Германии, так и из Швейцарии.

Летом 1923 года мы с Вааранди отправились в путешествие. На пароходе доехали до Германии, а оттуда по железной дороге — до Швейцарии. В Берлине остановились всего на два дня. Мы попали туда в очень тревожное время: Франция тогда только что оккупировала Рур, и вся Германия бурлила. На улицах происходили демонстрации. Однако нас все же несколько удивила малочисленность их участников. Демонстрации таллинских рабочих против немецких оккупантов в октябре — ноябре 1918 года производили куда более мощное впечатление. Может быть, такое впечатление создавали узкие улицы Таллина, на которых толпа казалась более многолюдной, чем на широких аллеях Берлина. Когда мы высказали свое удивление немецким товарищам, они ответили, что не стоит делать поспешных выводов, главная борьба происходит на предприятиях, там решается судьба революционного движения.

У нас не было ни возможностей, ни времени оставаться в Берлине дольше, через два-три дня мы выехали в Цюрих. Там сразу взялись за поиски работы, так как наши кошельки были уже почти пусты. С письмом Михкеля Мартны мы отправились к его знакомому. Он выслушал наши желания и, услышав, что мы согласны выполнять любую физическую работу, сказал, что это можно устроить. Как мы поняли, он был чем-то вроде заведующего отделом учреждения. Неподалеку от Цюриха, в Вяггитале, сказал он, строится электростанция, сейчас там ведутся земляные работы и нужны люди. На строительстве работают, главгым образом, итальянцы и испанцы. И если к ним присоединятся два эстонских парня, будет хорошо. Знакомый Михкеля угостил нас чаем. Судя по квартире и обстановке, он был довольно состоятельным. Приветлива была с нами и его жена. Желая нас ободрить, она сказала, что ее муж хороший организатор и мы можем не беспокоиться, он наверняка уладит наше дело. Так началось наше первое знакомство с жизнью Швейцарии.

В тот же день мы выехали в Вяггиталь. От железнодорожной станции до строительной площадки, где возводилась гидроэлектростанция, оказалось недалеко. Мы направились в контору. Нас даже не спросили, какую работу мы хотели бы получить, и послали расчищать склон горы от кустарника. Плата — франк в час, работа в две смены: одну неделю — ночью, другую — днем. Продолжительность рабочего дня — одиннадцать часов с часовым перерывом на обед. В тот же вечер мы должны были явиться к десятнику. А пока нас направили в барак, где за нами закрепят койки.

Барак оказался совсем пустой. Но вскоре

появился комендант, поразительно похожий на кайзера Вильгельма: с такими же закрученными усами, с выправкой немецкого фельдфебеля. Он взял у нас направления и указал койки. Потом «фельдфебель» критически осмотрел нашу обувь и сказал, что такая не годится. Нужны горные сапоги с железными подковами. Нам их выдали на складе, в рассрочку. На наш взгляд, сапоги были очень дороги. Комендант указал нам также, где столовая, и предупредил, что все дела, касающиеся бытового устройства, надо вести через него. Но, заметил он, в бараке есть все, что нужно, и он не предвидит с нашей стороны никаких просьб.

Был уже вечер, мы отправились в столовую, где по талонам получили еду. На ужин, а утром мы узнали, что и на завтрак, давали булку, чай, иногда к булке добавляли кусок сыра, который рабочие уносили с собой. Прямо из столовой мы пошли к месту работы. Десятник показал нам сарай, где нам выдали лопату и кирку. Инструмент нас не обрадовал — вид у него был довольно замызганный, черенки шатались. Ничего хорошего это не сулило: и норму не осилишь, и нервы себе потреплешь. Уже стемнело, зажглись электрические огни, и отведенный нам участок на склоне горы был хорошо освещен.

Строительство только разворачивалось. Предстояло, как мы это узнали со временем, соединить два склона гор железобетонной плотиной, которая станет подпирать скопившуюся за весну воду — она стекала с гор. От плотины вода пойдет вниз, где поставят здание электростанции. Рабочих на строительстве было с тысячу. Машин не имелось — лопата да вагонетки, все делалось вручную.

Мы с Антоном принялись за работу. От физического труда мы несколько отвыкли, всю последнюю зиму им не занимались. Как и следовало ожидать, от плохих лопат на ладонях у нас появились волдыри. Вскоре мы стерли руки до крови. Работать стало еще труднее. Впервые в жизни я заметил, какой длинной бывает ночь, когда занимаешься таким тяжелым трудом! Язык присыхал к небу, мучила жажда, воды же питьевой взять было негде. Да у нас и не было с собой бутылки или другой посуды. Когда мы спросили у соседей, где тут напиться, те ответили, что скоро принесут чай.

Вскоре наше внимание привлек десятник, стоявший внизу, в долине, и пристально смотревший вверх. Очевидно, он наблюдал за нами, новичками, за кем же еще? Чем дальше, тем сильнее болели руки и мучила жажда. А тут еще десятник торчит — нашел за кем следить… Озлившись, мы стали работать медленнее, выжидая, что за этим последует. Но тут появился мальчик с ведром чая. Каждому налили по кружке. Чай был крепкий, и мы почувствовали себя бодрее, для этого и давали его, чтобы отогнать сон и взбодрить рабочих.

Кое-как мы выдержали до утра. Наконец загудела сирена, и сразу все заторопились, причем в одном направлении. Мы не знали, в чем дело, и, до предела усталые, шли не очень быстро, но другие рабочие стали нас подгонять: вам что, жизнь не дорога, ведь сейчас скалы начнут взрывать! Услышав такое, мы затрусили быстрее, успев вовремя укрыться под специально построенным для этого навесом. Раздался грохот, другой, третий, и по навесу застучал каменный град. Когда каменный ливень утих, рабочие пошли в столовую и принялись за еду. Обед состоял из тушеной говядины с макаронами, все это было залито какой-то сладкой подливкой, похожей на компот. Сначала нам это блюдо не понравилось — одновременно и соленое и сладкое. Выбирать было нечего, вот твоя порция: хочешь — ешь, не хочешь — не ешь. Но голод есть голод. Потом привыкли к этой пище. Еду давали по талонам. Строительная фирма платила рабочим заработную плату. Причем, кому сколько полагалось, знал только рабочий и фирма. Из жалованья вычитали за питание. Фирма никому не давала отчета ни в цене, ни в качестве пищи. На руки рабочий получал незначительную сумму, которой хватало на карманные расходы и, может быть, на обратный путь.