Мечты сбываются в Сочи
Шрифт:
– Да уйду я, – вспыхнула Майя, – вот только не пойму – ты от чего бежишь? Все давно поняли, что ты не имеешь никакого отношения к смерти Севки, даже эта дурная девчонка, корреспондентка, публично принесла тебе извинения. Что на тебя нашло на репетиции? Мне зав.труппой сразу же позвонила, но я решила подождать пока ты успокоишься. И вот пришла….
– Утешить?
– Да просто по-человечески поговорить. Я же не претендую на твою руку и сердце, я давно поняла, что ты сам по себе, а я сама по себе. В общем, не пара мы. Но поговорить-то можно.
– О чём?
– О том, чтобы ты
– А тебе не приходит в голову, что актёр на нынешнем этапе развития человечества, всего лишь говорящий попугай – произносит чужие слова не своим голосом?
– У-у-у…. Вон ты о чём! Да у тебя целая философская система, оказывается…. И человечество не на должном уровне, и актёр – всего лишь попугай.
– Я недавно прочёл книгу Риммы Кречетовой о Станиславском. Она приводит там мысли Станиславского об актёре-пророке, духовном властителе, о театре-храме, о «частичке Бога». Рукопись, в которой он излагал свою Систему, была настолько ценна для него, что он с ней никогда не расставался. Чемоданчик с рукописью даже плавал с ним на гастроли в Америку. Уже больной, он брал его на занятия с актёрами. Кречетова пишет, что чемоданчик Станиславского был подобен чемоданчику Президента с «ядерной» кнопкой. Вот так, моя дорогая, «ядерная кнопка»! Так что…. То, что мы называем театром, ещё не театр. Настоящий театр был в мыслях и в душе у Станиславского. Ну и, надеюсь, он ждёт нас впереди. Мы ещё не пришли к нему.
– Не доросли до понимания его сути?
– Не доросли.
– А Станиславский дорос?
– А Станиславский дорос.
– И таскал в чемоданчике настоящую ядерную кнопку?
– Именно так, моя дорогая. Именно так.
– Я и не знала, что у тебя такие мысли бродят в голове. Странный ты.
– Я для тебя непроявленная сущность.
– Зато я для тебя – открытая книга, так ведь? Ну ладно, сущность, я пойду. Из точки «А» в точку «Б» вышли два парохода и поплыли параллельным курсом. Чао, бамбино! Ты ведь в Сочи, в твою студию на берегу моря? Передай привет.
– Кому?
– Морю, конечно.
Глава вторая. Встречи на море
Актёр Иван Касаткин был настолько богат, что умудрился купить однокомнатную квартиру-студию в Сочи. Деньги были им заработаны на съёмках двух сериалов – «Трагедия в театре драмы» и «Глянцевая женщина». В первом он сыграл журналиста, во втором – следователя. Но оба сериала привлекли его тем, что там фигурировали актёры провинциального театра одного из небольших городков на Волге.
Уже после съёмок он выяснил, что идея для сериалов была взята из книги одного и того же автора – актрисы провинциального театра. Он достал эту книгу, и она удивила его тем, что там он нашёл мысли о театре, схожие с его собственными. Например, вот что говорила молодая актриса журналисту в повести «Трагедия в театре драмы»:
«Вдохновение, знаешь ли, к кому попало не приходит. Его же надо заслужить. Горячим, искренним желанием совершить что-то.
А в повести «Глянцевая женщина» – в сериале он играл следователя – были находки автора, которые не нашли воплощения в картине.
Дело в том, что героиня здесь придумала свой метод расследования преступлений. Следователя, который опрашивал жильцов дома, она вовлекла в некую импровизацию. В повести ей за пятьдесят. Но, вот, переодевшись в джинсы, растянутую футболку, она предстаёт перед следователем лохматая, явно слегка навеселе – словом, очень напоминая своим поведением и даже внешним обликом, подозреваемую в убийстве молодую женщину Валентину. И начинает диалог с ним, как со своим бывшим сожителем, который, будучи женатым на её сестре, совратил и юную Валентину.
«– Чего уставился? – высоким голосом с визгливыми интонациями накинулась на следователя сия экзотическая особа».
Так в книге начинался диалог. И следователь в повести, когда понял, что именно актриса задумала, поневоле стал ей отвечать односложными фразами, поддерживая импровизацию.
А в результате проигрывания сценки, они оба – и актриса, и следователь, понимают, что Валентина не виновата в убийстве сестры!
Вот таков был описанный в книге метод расследования преступления путём вхождения в образ подозреваемых. Следователь заявляет, что ему бы и в голову не пришло, что такое возможно. «Это как реконструкция исторических событий. Только там всем уже известно, как это было на самом деле. А здесь – вариации на тему с учётом психологии подозреваемых».
Кроме того, версия о соблазнении юной девушки мужем сестры была полностью придумана актрисой. Она общалась с девушкой и почувствовала, что дерзкое поведение прикрывает какую-то боль, душевную рану. Но если это окажется правдой, резюмировал следователь, то, входя в образ визави, можно и прорицать. И тогда это – настоящая магия.
«Ну наконец-то! – воскликнула актриса, – вы признали, что магия театра – не просто красивая метафора. Театр всё в себя вобрал. Тут и гипноз, и магия, и ещё много чего».
В книге актриса несколько раз перевоплощается то в одного подозреваемого, то в другого, что, в конце-концов, и выводит на настоящего убийцу.
Метод странный и необычный, но, вполне допустимо, что действенный. Однако, чтобы использовать его, надо быть очень наблюдательным. Подозреваемые – а их, как правило, бывает несколько, – ведут себя со следователем не так, как в обычной жизни. В театре существует этот термин: «зажим». И если актёр или актриса решат применить метод вхождения в образ для помощи следствию, они должны, что называется, «подловить» объект наблюдения в обычной жизни, когда он чувствует себя раскованным, действует и говорит свободно, ничего не опасаясь. Вот тут-то и проявляются его доминирующие черты характера. И, выведя подозреваемого на обычный, ничего не значащий разговор, актёр подметит привычные для человека жесты, слова, манеру держаться.