Мед его поцелуев
Шрифт:
Он всмотрелся в ее лицо, и увиденное убедило его, что Эмили не замедлит воплотить свои угрозы в действие. И он взял ее за руку, но не как вежливый спутник — он схватил ее, как преступницу, вознамерившуюся сбежать.
Эмили сбросила его руку.
— Не советую хватать меня так грубо, учитывая мое нынешнее настроение.
Малкольм низко ей поклонился, умудрившись превратить жест покорности в оскорбление.
— Тогда, если миледи окажет мне милость и последует за мной, я найду подходящее место для нашей беседы.
И
Без логики ей не справиться. Эмили шла за ним в молчании, а Малкольм вывел ее из главного крыла, провел через зал, затем по короткой лестнице на помост и сквозь картинную галерею, которая соединяла зал с древней башней. Эмили видела портреты, когда леди Карнэч показывала замок ей и Пруденс, но это казалось событием прошлой жизни, а до башни они в тот раз не дошли.
Эмили вздрогнула. Ее богатое воображение уже рисовало темницу в башне. МакКейбы минувших столетий следили за их продвижением, а Эмили размышляла о том, сколько графов Карнэч волокли своих жен по этой картинной галерее, чтобы запереть в башне.
Малкольм шагал быстро, его подгоняла злость. Эмили хотела оскорбить его, пустить ему кровь, расстроить его чувства так же, как он взбудоражил ее. Но теперь, когда она видела ничем не прикрытую ярость, Эмили испугалась, что толкнула его слишком далеко.
Они достигли конца галереи. Малкольм потянул на себя тяжелую дубовую дверь. Та застонала петлями, открывая взгляду круглую комнату, достаточно большую, чтобы разместить остатки старой оружейной МакКейбов и несколько десятков лет собирать испорченную мебель. Каменные ступени начинались справа от двери и вились спиралью у стены, исчезая в занавешенной гобеленом двери второго этажа, футах в пятнадцати над их головами.
Эмили вошла, и Малкольм захлопнул за ними дверь, жестом указывая ей на единственное целое кресло. Эмили села с утрированной грацией, но тут же испортила весь эффект, чихнув от поднявшейся пыли. Малкольм не обращал внимания на грязь. Он смотрел на Эмили своими непроницаемыми серыми глазами, как хищный ястреб, ждущий, когда мышка выйдет из норы.
Под этим взглядом Эмили поерзала. Кресло жутко скрипело. Малкольм нависал над ней, как мрачный инквизитор, готовый вырвать признание. Когда она попыталась встать, он толкнул ее обратно и склонился над ней, положив руки на древние подлокотники.
— Ты получила что хотела — здесь слуги нас не услышат. Теперь будь добра объяснить, почему мы здесь?
Его голос был тихим и беспощадным, предупреждая Эмили об опасности. Но она слишком злилась, чтобы отступать. И подалась к нему так, чтобы между их лицами осталось несколько дюймов.
— Тебе действительно нравится давить на меня своей властью, не так ли?
— Если
— Вот так просто? — спросила она, изгибая бровь.
— Вот так просто, — согласился он. И тут же поцеловал ее. Ярость сплавляла их вместе, пока Эмили не вздохнула ему в губы. Когда Малкольм отстранился, на его губах снова цвела самодовольная улыбка.
— Сегодня утром ты можешь отрицать что угодно. Но я готов поклясться, тебе понравилось то, что я дал тебе прошлой ночью.
Эмили рухнула обратно в кресло.
— А это тут при чем?
Он выпрямился.
— Возможно, мне стоило быть осторожнее. Но если ты спустилась вниз в ожидании извинений, знай, я принесу их, только если тебе искренне не понравился наш способ заняться любовью.
Эмили фыркнула.
— С чего ты взял, что я хочу обсудить нашу прошлую ночь?
— Слишком мало женщин твоего класса позволят так использовать себя, и еще меньше — без символического протеста. Так что если это твой протест, я готов слушать.
Она покраснела. Вчера ночью ей не понравилось только то, что он ушел, а до того все было крайне приятно.
— Ты думаешь, я слишком… страстная, чтобы быть пристойной женой?
Его усмешка стала волчьей.
— Ты подходишь мне, дорогая. И раз уж ты должна родить мне наследника, мы вполне можем наслаждаться исполнением долга.
Его голос дразнил, но слова обжигали клеймом.
— Так вот кем ты меня видишь? Сосудом для своего наследника? И предметом развлечений в процессе?
Она вскочила на ноги и ударила его кулаком в грудь, не успев осознать, что делает. Малкольм резко выдохнул и обнял ее руками, привлекая к себе, чтобы не дать размахнуться снова. Эмили пнула его, и он вздрогнул, когда она попала в точности по лодыжке. Но хватки не ослабил.
— Какого дьявола с тобой происходит? — заорал он, потеряв наконец самообладание. — Ты что, уже понесла?
За это Эмили снова его пнула.
— Почему ты не спросил меня, хочу ли я ехать в Лондон? Почему мне нужно узнавать это от чертового лакея, а не от тебя?
Он резко отпустил ее и шагнул назад, за пределы возможного пинка.
— Так ты поэтому творишь такую нелепицу? Не из-за прошлой ночи?
— Едва ли можно назвать законные сожаления «нелепицей», — пробормотала она. — Но да, я расстроена из-за этого, а не из-за твоей… прямолинейности вчера в спальне.
— Я собирался сказать тебе о Лондоне, когда ты проснешься. Слух разошелся быстрее, чем я предполагал.
— Ия должна принять это в качестве извинения?
— Ты забываешь, жена, — сказал он, прищурившись. — Я не обязан советоваться с тобой. Мы наслаждались друг другом со свадьбы, это было приятно, но у меня есть мой долг, которым я слишком долго пренебрегал. С извинениями или нет, но к концу недели мы с тобой отправляемся в Лондон.