Мед и лед

Констан Поль

Когда он начал рассказывать об обвинении в нанесении увечий, я подумала, что плохо поняла, и пододвинулась ближе к стеклу. Он с первого дня требовал, чтобы провели экспертизу следов от зубов.

— Что вы сказали?

— Следы зубов.

— А!

— Почему ее так и не провели? Это единственное доказательство, — говорил он, тоже придвигаясь к стеклу. — Единственное, которое бы полностью меня оправдало. Они нашли мою сперму, нашли ее кровь, нашли наши следы в комнате и ванной. Но следы зубов не мои. И если я с самого начала добиваюсь этой экспертизы, так это потому, что я невиновен. Для судьи результат осмотра влагалища и тест на ДНК —

достаточные доказательства, перевешивающие любые другие, но меня они не устраивают, мне их не достаточно! Надо заставить их, — говорил он мне, чеканя слова, — исследовать следы зубов! Это мой последний шанс.

22

Спустя десять лет и несчетное количество процедур, Розарио продолжала считать, что еще есть возможность пересмотреть дело, снять обвинение в изнасиловании и добиться экспертизы отпечатков. Весь процесс был сфальсифицирован. Флойд, защитник, назначенный судом, никогда не верил в невиновность своего клиента и даже не делал вид, что верит. Он был подставной фигурой, его лицо все время было обращено к судье Эдварду, его хозяину. Это его вина, что присяжные пошли на поводу у эксперта и не приняли во внимание отчет Россо, его вина, что Энтони повторно не вызвали в суд рассказать о событиях за неделю до убийства, начиная с вечера субботы, когда Кэндис пошла за Дэвидом в его комнату, и заканчивая тем самым памятным воскресеньем, когда она там осталась. Энтони должен был сказать на допросе под присягой, что Кэндис каждый вечер в течение всей недели приходила в комнату Дэвида, оставляла там трусики, носки, купальник, пользовалась его полотенцем, мыла волосы его шампунем, спала в его футболке.

Флойд не потребовал явки Энтони в суд, зато не воспротивился приглашению Дженет.

— Дженет?

— Дженет Ли, бывшей жены Дэвида, с которой он развелся за год до встречи с Кэндис. Если б вы только знали, как ужасно прошел развод, в чем она его обвинила, чтобы выбить максимум алиментов, с каким лицемерием лишила банковского счета и новенькой машины! Можно сказать, это она заставила его бежать и строить жизнь заново, в другом месте; он уехал, чтобы избавиться от ее преследований и постоянных требований денег.

Когда Марта увидела, как Дженет садится в отсек для свидетелей, ее сердце забилось точно так же, как тогда, когда Дэвид привел Дженет домой. Вводя ее в дом, он напевал свадебный марш «та-та-та-тааа, та-та-та-тааа». Девица была сухой, костлявой, в возрасте: она выглядела на все тридцать пять, хотя ей было двадцать девять, но ему-то было всего двадцать два. Она красилась, как девицы из рабочих кварталов: густой слой теней на веках, чересчур выщипанные брови, залитые лаком волосы. А на шее — бусы из белых шаров. «Та-та-та-тааа, та-та-та-тааа!» — не унимался Дэвид, обнимая ее за талию. Не нужно было даже говорить, что она официантка, разведена и воспитывает ребенка семи лет. Это было написано в складках вокруг ее рта, в выпирающем подбородке, на впалых щеках. В общем, тихий ужас.

Дженет верещала: «Милый! Сладкий! Супер!», как будто желая подчеркнуть контраст между холодностью расстроенной Марты и бьющей через край радостью, фальшивость которой выдавали какая-то сухость и усталость во всем ее существе. «Что такое?» — вдруг вспылил Дэвид. Между свадебным маршем и взрывом его гнева не было никакого перехода. «Что с тобой? Хочешь закатить сцену?» Он заявил, что Дженет Ли достойная женщина, что он не видит разницы между той жизнью, которую они с Мартой вели вдвоем,

и той, которая будет у них вчетвером, так как у Дженет есть сын, а еще он с пафосом добавил, что Дженет уже была в браке и осталась одна, совсем одна. «Этот ребенок будет моим, — отчеканил он, — я его усыновлю и воспитаю». А потом они уехали. Марта ничего не сказала, и Дженет ушла с таким видом, словно ее лично оскорбили.

— Не знаю, что я сделала, — говорила нам Марта. — Конечно, я была очень довольна, что они уехали. Они так мало побыли у меня, что мне еще долго казалось, будто это было видение, что они не женились, а если он и женился, то на студентке, которая училась на журналиста, адвоката и в будущем помогла бы сделать ему карьеру. Потом я успокаивала себя тем, что это просто переходный период, что Дженет заменит ему мать, наставит на верный путь, воспитает вместе со своим сыном намного лучше, чем это делала я.

Марта, хорошо зная, что такое постоянная нищета, ожесточающая черты лица и заставляющая говорить фальшивым тоном, с чрезмерной теплотой или горечью в голосе, мучилась угрызениями совести по отношению к Дженет. Приняв ее, она не дала бы ей испытать все те унижения, которые пережила сама, когда Дэвид был еще ребенком, от хозяев квартир, чиновников, учителей, организаций социальной помощи, агентов социального страхования. Она искренне сожалела о своей холодности вплоть до развода, когда Дженет, бессердечная и мстительная, обвинила Дэвида в дурном обращении. Она утверждала, что ее сыну глубоко повредило общение с этим жестоким и неуравновешенным отчимом.

И с таким же коварным и злобным лицом, с ликующими искорками во взгляде она предстала перед судом. Судья хотел знать, была ли она когда-либо жертвой насилия. И она предъявила медицинское заключение о телесных повреждениях. Врач засвидетельствовал гематомы на лице, участки на голове без волосяного покрова, следы удушения на шее, ушибы грудной клетки.

— Вы можете объяснить, как это произошло?

— Мы занимались сексом. Дэвид был слишком жесток, и я попросила его прекратить. Он словно с ума сошел, надавил коленом на мою грудь, пытался меня задушить. Мне удалось вырваться. Он меня догнал. Схватил за шею и стал бить головой о стену. Мой сын плакал. К счастью, прибежали соседи и стали ломиться в дверь. Он остановился, я смогла убежать. Меня отвели в полицию, врач меня осмотрел и составил протокол.

— Вы слышали, — снова заговорил прокурор Бенбоу, обращаясь к присяжным. — Это точное описание сцены, приведшей жертву к гибели. Дженет Ли спаслась от смерти благодаря вмешательству соседей. А вот в случае с Кэндис дверь не открылась, Дэвид Деннис запер ее на два оборота ключа, и она не смогла убежать. Если бы не соседи, на месте жертвы была бы Дженет Ли, мертвая и изуродованная.

Флойд даже не посчитал нужным вмешаться и отказался от перекрестного допроса, в котором выяснилось бы, что после этой, так называемой кошмарной сцены Дженет снова вернулась к Дэвиду.

— А что вы хотите, чтобы я сделал? — ответил он на упреки Дэвида. — Продолжил бы обсуждать это безобразие? Вы полагаете, что всем еще недостаточно криков, избиений, секса? Вы видели реакцию присяжных каждый раз, когда речь заходит о теле? Вы видели лицо судьи Эдварда, когда начинают говорить о сексе? Что еще могла бы рассказать эта женщина? Что вы ее насиловали? Вы что, хотите, чтобы присяжные заседатели после всех разговоров об избиении, ранах, удушении и прочего еще раз услышали об изнасиловании?