Медальон сюрреалиста
Шрифт:
– Мне еще в город нужно будет съездить за босоножками, – устало выдохнула Арина. Спорить ей не хотелось.
За кустами послышался звук шагов. Немного шаркая, при этом умудряясь чеканить шаг, приближался дворецкий. Через минуту он появился около фонтана; прошелся туда-сюда, глядя через архаичное пенсне на невесту Аркадия и горничную.
Обе девушки знали, что дворецкий нанят Меньшиковым для того, чтобы следить за обитателями особняка, так что разговор пришлось прекратить. Скроив на лицах приветливые выражения, Арина и Лена разошлись в разные стороны.
Тихим майским вечером, когда деревья стоят покрытые юной листвой,
Михаил Небесов шел по вечернему парку и думал о том, что было бы неплохо предстоящей дивной ночью где-нибудь проболтаться до рассвета. И хоть капитан был уже не в том возрасте, когда ночные прогулки совершенно естественны, в душе он ощущал себя все тем же бесшабашным студентом-первокурсником, каким был пятнадцать лет назад. Это чувство еще не ушедшей юности особенно остро ощущалось весной. Михаил прямо после работы сорвался бы гулять в ночь, но имелись две загвоздки. Во-первых, гулять было не с кем: друзья – кто занят, кто счастливо или не очень счастливо женат, ввиду чего в компаньоны не годятся. Во-вторых, с утра нужно будет снова работать, что, как ни печально, будет уже тяжело.
Мечтам свойственно сбываться, причем в самом неожиданном виде. Когда Небесов, плотно поужинав, собрался лечь спать, тревожно зазвенел телефон. Михаил классическую музыку не любил и, тем не менее, установил на телефон «Нашествие». Эта мелодия стояла только на вызовы с рабочих телефонов и была очень символичной.
– Кого там нелегкая принесла, – пробормотал он, догадываясь, кого она принесла. – Слушаю! – произнес он бодрым голосом, словно только и ждал звонка от майора Рогожина.
– Еще не спишь? Очень хорошо, – раздался не менее бодрый баритон майора. – В Юнтоловский лесопарк съездить надо, там женский труп обнаружили.
– И кто же такой внимательный, кто его обнаружил? – полюбопытствовал Небесов, а про себя добавил: на кого слать проклятия?
– Звонил мужчина, назвался прохожим. Его номер телефона не отобразился.
– Понятно. Сделал доброе дело – сигнализировал в органы. Нам хлопоты, а он плюсик для кармы заработал и слинял. Труп, надеюсь, не криминальный? – ни на что не надеясь, произнес свою обычную фразу Небесов.
– Может, и не криминальный. А может, и того… маньяк поработал. У трупа вся морда исцарапана. Царапины свежие, полученные совсем не от соприкосновения с еловыми ветками. Такие раны можно нанести только целенаправленно, орудуя каким-то очень острым предметом. В общем, о чем я толкую? Поезжай, сам все увидишь!
– Типун тебе на язык! – пожелал Михаил, после того как нажал кнопку «отбой». – Сам ты маньяк, майор. Тебя медом не корми, дай только маньяка поймать!
Месяц
Небесов бросил грустный взгляд на уже разложенный диван и побрел одеваться. Теперь ему предстояло остаток чудесного вечера и, скорее всего, часть ночи провести на природе.
Он вышел в хмельной от весны двор, где стояла его капризная тарантайка. С утра она заводиться не пожелала, и Михаил поехал на автобусе. В чем проблемы, капитан знал, только устранять их не торопился. По уму нужно обратиться в автосервис, чтобы там исправили все неполадки, а это выльется в кругленькую сумму. Можно и самому заняться ремонтом, только придется потратить уйму времени и опять же – деньги.
Прикинув, что работа – не то место, куда необходимо ездить на такси, а на автобусах до Юнтоловского лесопарка можно добираться очень долго, за что начальство не похвалит, Небесов открыл капот тарантайки. После некоторых шаманских действий и уговоров «четырка» нехотя завелась.
По мере приближения к лесопарку весеннее настроение оперативника улетучивалось – все-таки смерть способна развеять даже самое возвышенное состояние души. Прибыл в Юнтоловский лесопарк Михаил в весьма будничном, немного озабоченном расположении духа. Ночка предстояла нелегкая.
У следователя Тихомирова была примета: если в пятницу, когда он уезжал с работы, дверца его автомобиля закрывалась не с первого раза, значит, рабочая неделя для него еще не закончена. Дверца была капризной и исправно оправдывала пятничную примету. Не то чтобы «Ситроен» следователя дышал на ладан, автомобиль имел вполне приличное состояние и за все три года ни разу не ломался. Илья Сергеевич придумал своеобразный ритуал: покидая работу в конце недели, он от души хлопал дверцей автомобиля. Этот хлопок для него был сродни звуку гонга на рисовых плантациях, заводскому гудку или же пронзительно верещащему звонку, который в его детстве раздавался перед закрытием магазина и оповещал, что кассы больше не работают. Кроме того, по пятницам Тихомиров посещал бассейн, где непременно прыгал с бортика, с макушкой погружаясь под воду. Он выныривал из воды как Иванушка в сказке о Коньке-Горбунке – другим человеком: не утомленным следователем с напряженным от забот лицом, а улыбчивым тридцатишестилетним мужчиной, настроенным на выходные. Прыжок в воду был вторым ритуалом Ильи Сергеевича. Но если проявляла себя примета с дверцей, смывай с себя рабочие думы, не смывай, все равно до понедельника начальство дернет.
Волшебным майским вечером свежий после плавания, сытый домашним ужином, заботливо приготовленным любимой женой, Илья Сергеевич в ожидании футбольного матча блаженно вытянул ноги на диване перед телевизором. Футболом он не особо увлекался: чего им увлекаться, когда наши играть не умеют? Смотреть на них – одно расстройство. Уж лучше созерцать прекрасное – фигурное катание, синхронное плавание или художественную гимнастику. Но для знаковых матчей следователь делал исключение.
– Чтоб ты был жив-здоров! – пожелал Тихомиров хриплому голосу барда, стоящего у него в качестве рингтона на рабочие вызовы. – Слушаю! – прорычал он с напускной суровостью, словно стараясь отпугнуть наклевывающуюся работу. Следователь еще надеялся посмотреть футбол.