Медальон сюрреалиста
Шрифт:
– Нет, потому что Категоров на работе наркотой не занимался. Хотя, может, и приторговывал в кафе тихим бесом. Только, сами понимаете, за одним Категоровым непрерывно мы ходить не могли.
Кирилл Васильевич согласно кивнул. Он смотрел на фото, сделанные с видеозаписи камеры на Лиговском. На первом плане была девушка в зеленой куртке.
– Ее вы раньше около Категорова видели?
– Нет, не видели. И сразу скажу – не наркоманка она. Наркоманов я на раз определяю, насмотрелся, – повторил Зайцев.
– Может, она ходила к Категорову за
– Такое бывает. Но если хотите знать мое мнение, то скажу, что тоже нет. Те, у кого близкие наркозависимы, очень несчастны, и лица у них печальные и озабоченные, совсем не карнавальные, как у этой куклы. Размалевываться и наряжаться точно не станут – не до этого. Все-таки это серьезная беда. И денег в обрез, на модное шмотье не хватит – наркота деньги у всей семьи выкачивает. Они понимают, что наркотик – это медленная смерть, и сами за этой смертью идут к наркоторговцу, и не пойти не могут, глядя на ломку близкого. А для просто знакомого за дозой никто не пойдет – слишком рискованное дело.
– Получается, девица к наркотикам отношения не имеет. Тогда за что она убила Категорова?
– Любовь-морковь, – предположил Осокин. – Яд в портвейне – чисто бабское убийство.
– Крепко же обиделась девочка, – хмыкнул Черникин.
– Бабе для обиды много не надо, особенно когда у бабы характер взрывной, особенно если у нее южная кровь. Я жил с одной армянкой, у нее характер был – огонь. Чуть что, сразу посуду хватала и швыряла, не глядя. Но зато в постели…
– Родион! – прорычал следователь. – Ближе к делу. По поводу убийства в кафе что-нибудь выяснили?
– В «Бродяге» нашли упаковку крысиного яда. Туда недавно из СЭС приходили, крыс травить. Вот убийце яд под руку и подвернулся.
– Эксперт сказал, что Категорова отравили цианидом.
– Может, это не она его? – предположил Зайцев. – Барышня слишком хорошо выглядит, чтобы быть подругой наркоши.
– Может, и не она. Тогда кто же? Кафе «Бродяга» находится во втором дворе. Выход из него есть только через первый двор на Лиговский проспект.
– И через крышу сарая в соседний двор, – заметил Зайцев.
– Сарай высоковат для того, чтобы перелезать, там два с половиной метра, – возразил Осокин. – К тому же из окон заметят столь странный маневр. Лезть через сарай – только внимание привлекать, а преступнику этого не надо.
– Итак, что мы имеем? – резюмировал следователь.
– В течение того дня, когда убили Категорова, во двор с Лиговского заходили лишь местные жители, два бомжа, какая-то старушка прошаркала – тоже, наверное, там живет, эта деваха в зеленой куртке и сотрудница кафе Лаврова, вызвавшая полицию. Местных жителей проверили, там либо алиби, либо полное отсутствие мотива.
– Я бы бомжей не стал списывать со счетов.
– Никто и не списывает. Только они по времени не подходят. Один бомжик пришел во двор с утра, справить нужду пытался, его жильцы прогнали. Второй нырнул под арку около полудня. Когда вышел со двора, не понятно.
– Вроде все дыры проверили, никого не нашли.
– Ну да, – усмехнулся следователь, – знаю я, как вы проверяете. В старом фонде их столько и в таких неожиданных местах, что сразу не обнаружишь.
– За день успели только лестницы да чердаки обойти, всякие закутки позже добили. Спасибо участковому – помог. Он там все ходы-выходы знает. Все равно пусто, никаких следов пребывания людей не обнаружили.
Когда оперативники ушли, Черникин еще раз перелистал дело Категорова. Найденный возле трупа скомканный лист с изображением «Мягких часов» давал пищу для размышления. Лист оказался вырванным из подарочного издания «Сюрреализм», на нем обнаружились смазанные отпечатки пальцев. Следовало выяснить, какое отношение этот листок имеет к убийству, а пока оставалось строить догадки.
1. Было свидание с просмотром альбома. Внезапная ссора. Листок вырвали, скомкали, швырнули им в одного из участников ссоры. В ответ – яд в портвейн и бутылкой по голове.
2. А может, скомканный лист появился раньше? Может, его оставил кто-то из посетителей, а Категоров нашел?
3. А может, это ложный след, зачем-то оставленный убийцей?
4. Или нить, ведущая к разгадке?
– Доктор Фернадо говорит, что наш сын ненормален. Его место в больнице для душевнобольных. Ты представляешь, Сальвадоре, надо же было такое сказать: наш сын ненормален!
– Слушай больше этого доктора! Он в психиатрии разбирается так же, как дона Луиза – в колумбийских изумрудах, – проворчал хозяин дома.
Филиппа самодовольно улыбнулась – она всегда считала свою соседку дону Луизу плебейкой, и любое подтверждение этому, звучащее из чужих уст, проливалось елеем на ее сердце.
– Не могу не согласиться, Сальвадоре! Луиза изумрудов отродясь в руках не держала, она не способна отличить простую стекляшку от драгоценного камня.
– Донья Филиппа! – кряхтя и шаркая ногами, со своего балкона тут же отозвалась дона Луиза – сухонькая старуха в заплатанном халате. – Я слышала, вы упомянули мое имя.
– Иди отдыхать, донья Луиза! Тебе послышалось.
Соседка не уходила. Она целыми днями маялась от скуки и искала всякий повод, чтобы поговорить.
– У старухи уши к стене приставлены, – понизила голос Филиппа.
– Ваш сын Сальвадор опять громко сморкался на балконе, – пожаловалась соседка. – Он нарочно это делает! Меня подкарауливает и сморкается. Дон Сальвадор! Повлияйте на своего отпрыска наконец, а то я обращусь к дону Каракасу, и он пришлет вам взыскание!