Медалон
Шрифт:
— Мне кажется, мы нашли судно, — сказал он. — Уводи отсюда Падрика и ждите меня у повозки.
Гэри быстро вернулся к старой привычке безропотно подчиняться приказам Тарджи. Он кивнул и встал, поднимая на ноги пьяного в дым старого мятежника. Тарджа подождал, пока они проберутся к выходу, и переключил внимание на проталкивающегося к стойке огромного фардоннца. Его братья топтались у двери в поисках незанятого стола. Тарджа махнул им рукой, приглашая на только что освобожденное Падриком место. Братья кивнули и направились к нему. Похоже, они приняли Тарджу за какого-нибудь добродушного фермера. Вскоре подошел Дрендик. Желая поблагодарить, он приблизился к фермеру и изумленно вскинул брови, узнав в нем Тарджу.
— Ты! —
— Мне нужна твоя помощь, — сказал тот, не тратя время на преамбулы. — Харшинская девушка попала в беду. Ее захватил кариенский посол.
Тарджа знал, что единственное, что может пробить толстокожих фардоннцев, — это упоминание о кариенцах, к которым те испытывали ненависть, близкую к религиозному исступлению. А если добавить еще и харшини, которым фардоннцы поклонялись с не меньшим рвением, чем их богам, то содействие капитана было гарантировано.
— Кариенцы захватили харшини? — переспросил младший матрос. Хоть они в них верили и поклонялись, но, похоже, ни разу не видели в глаза. Однако в отличие от Падрика и его повстанцев фардоннцы не поставили под сомнение существование легендарной расы.
— Ты мне поможешь?
— Демоны побери, ну конечно! Или ты думаешь, я собираюсь перевозить медалонские войска для проклятой общины? — проревел Дрендик. Фардоннец осушил свою здоровенную кружку одним глотком и с грохотом поставил ее на стол. — Ну, мой мятежный юный друг, давай-ка двинемся в путь и заслужим благословение и милость богов, спасая одну из избранных. У тебя есть деньги?
Тарджа покачал головой, и фардоннец вздохнул.
— В наши дни быть героем — совсем неприбыльное занятие.
Глава 50
Величественный корабль отчалил и поплыл на юг, вниз по течению Стеклянной реки. Кариенский посол окинул Р'шейл опасливым взглядом и отвернулся к Элфрону. Девушка все еще стояла на коленях у ног Пайтера, опираясь руками о палубу и пытаясь сдержать накатывающие волнами приступы тошноты. Мучительная боль, вызванная жезлом Элфрона, постепенно перешла в мучительную пульсацию, бьющуюся в ритме ее сердца.
— Что вы с ней сделали?
— Ничего, — ответил жрец. — Это Хафиста заговорил посредством своего жезла власти. Она харшини.
— Но она же дочь Верховной сестры! По крайней мере была, пока Джойхиния не отреклась от нее. Думаете, ей было известно?
— Конечно, известно! Разве я не предупреждал вас, что Сестринская община состоит в союзе с силами зла? Какое счастье, милорд, что она не пыталась сбить вас с пути истины!
Если Джойхиния и была в союзе с силами зла, то до сих пор наверняка пребывала в неведении. Пайтер снова посмотрел на Р'шейл, но в его глазах не было похоти — только отвращение.
— Уведите ее вниз.
— Мы должны привязать ее к мачте, чтобы весь Медалон мог видеть, что мы захватили это злобное отродье, — заявил Элфрон. — Пусть знают, что Хафисту не обмануть.
— Не будьте глупцом! Вы не можете плыть через Медалон с привязанной к мачте медалонкой! Вы что, хотите спровоцировать войну?
— Это не медалонка — это харшинская ведьма, — возразил жрец. — Медалон должен возликовать, узнав, что мы убрали ядовитую змею с груди ничего не подозревающей Сестринской общины.
— Харшини для них ничего не значат, здесь их давно позабыли! Только мы в Кариене, где власть Всевышнего защищает нас от харшинского ига, помним о том, как они опасны. Медалонцы не разделят ваш триумф, Элфрон, они проткнут вас мечом!
Элфрон вынужден был неохотно согласиться с этими доводами.
— Что ж, будь по-вашему, заприте ее внизу. Но как только мы выйдем из Стеклянной реки, благополучно пересечем Фардоннскии залив и войдем в кариенские воды — тогда мы немедленно привяжем ее к мачте, чтобы по крайней мере наши люди смогли возрадоваться
Подчиняясь повелительному взмаху руки Пайтера, два матроса потащили Р'шейл вниз. Она не сопротивлялась. Девушку все еще трясло, и она чувствовала себя совершенно обессиленной. Наконец ее втолкнули в какую-то тесную кладовку в дальней части длинного коридора и заперли дверь. Из коридора через щели между досками проникал тусклый свет. Почти на ощупь пробираясь вперед, Р'шейл наткнулась на сваленные в углу мешки и, не в силах больше сдерживаться, рухнула прямо на эту отдающую плесенью кучу.
Девушку захлестнула волна отчаяния, и грязная мешковина вскоре стала мокрой от слез. Охватившее Р'шейл горе и скорбь при мысли о гибели Тарджи совершенно опустошили ее. Это было великолепной добавкой к ее собственным физическим и душевным мукам. Р'шейл стало все равно, что ждет ее в будущем. Казалось, что никакое страдание не может сравниться с этой всепоглощающей болью.
Под мерное покачивание продвигающегося на юг судна пленница слегка задремала в своей темнице. День набирал силу, и в каморке становилось нестерпимо жарко и душно. Р'шейл проснулась, мучимая голодом и жаждой; к ней никто не приходил, ни пить, ни есть тоже не давали. В полумраке она обследовала полки, но ничего полезного не обнаружила. В стенном шкафу оказались старые мешки, мотки веревки да несколько бочонков едко пахнущей смолы — ничего хоть отдаленно напоминающего воду или съестное.
Они что, забыли, что заперли ее здесь? А может, решили уморить с голоду? Навряд ли. Уж очень хотелось Элфрону войти в Железный Поток с привязанным к главной мачте харшинским трофеем. Он не мог позволить ей умереть раньше и испортить праздник. Заняться было нечем. Скорбь по Тардже сделалась менее острой, но не менее болезненной — улеглась, словно мутный осадок в прокисшем вине. Р'шейл задумалась о Пайтере и Элфроне и их странном заявлении, будто она — харшини. Это звучало совершенно дико и нереально. Во время путешествия из Гримфилда Брэк много рассказывал о харшини. Его рассказы были столь правдоподобны и очаровательны, что Р'шейл даже почти захотела, чтобы эти люди все еще были живы. Истории Брэка помогли ей вырваться из глубокой депрессии и вернуться в действительность. Они волшебной невесомой сетью оплетали израненную душу девушки, исцеляя ее и возвращая интерес к жизни. Р'шейл только теперь поняла, как сильно помог ей Брэк. В первые дни после побега ее охватило полнейшее равнодушие ко всему — было абсолютно не важно, что делать, куда идти, останется она в живых или умрет. В душе царил необъяснимый неведомый страх, нежелание признать то, что она совершила, неспособность даже понять причину своих действий. Р'шейл рассказала Брэку о настенной росписи у себя в спальне, и по ее описанию он определил, что там изображено некое Убежище, как он его назвал. Построенный харшини мирный уголок, приют, залы которого были полны смеха и радости, а каждый вдох омывал душу покоем. Она размышляла, что из этого Брэк действительно знал, а что выдумал. Ему следовало бы стать бардом.
То, что давно пропавшие харшини вдруг так резко обозначились в ее жизни, казалось довольно странным совпадением. Сначала Брэк с его сказками, затем Тарджа, в попытке спасти ей жизнь, хотел убедить повстанцев, что она харшини, — нет чтобы выдумать что-нибудь поправдоподобнее! Эта глупость стоила ему жизни. А теперь вот Элфрон и лорд Пайтер везут ее в Кариен, исполненные желания спалить на костре как харшинскую ведьму. И они ведь даже не сомневаются в этом! Разве такое возможно? Неужели ее неизвестный отец был харшини? Невероятно. Р'шейл знала, что ее мать отказалась назвать имя отца. Но харшини не существуют. Сестринская община давно уничтожила их.