Медленный солнечный ветер
Шрифт:
В приглушенном свете сверкнули жемчужные зубы монашки.
— Тебя сначала надо очистить от твоих земных грехов. Мы поможем…
Димитрия попятилась в сторону двери, но тут же остановилась, осознав, что ей было некуда бежать — единственная дверь, которая могла бы вывести ее на свободу, была заперта.
Тело девушки напряглось, и она приготовилась отразить атаку, но оружие Хранимиры оказалось гораздо сильнее, чем она думала.
В одно мгновение послышалось тихое журчание
— Тебя надо очистить… от грехов… от грязи земной… — самозабвенно повторяла Хранимира, но сквозь шум воды ее слов было не различить.
Одежда Димитрии моментально намокла и отяжелела — сама девушка в отчаянии прикрывала лицо руками — настолько много боли причиняла ей вода.
Не может быть, недоумевала она, водопровод неисправен — откуда здесь взялась вода?
Вода хлестала по всему телу, и Димитрии казалось, будто ее забивали до смерти огромными дубинками. Она не могла сопротивляться, не могла даже сдвинуться с места. С помощью воды Хранимира превратила свою слабость в свое достоинство. Но все, чего желала беженка, — это убедиться, что перед ней не дьявол.
"Вода смывает все грехи…"
Прошло еще несколько минут, прежде чем пытка прекратилась. Обе — беженка и пленница — тяжело дышали. Одежда Димитрии отяжелела и теперь грузным мешком болталась на ее теле; волосы прилипли к лицу. В глазах девушки читался немой вопрос, в глазах Хранимиры — искренняя радость. Она еще раз уверовала в силу Господню.
— Ты не демон, — довольно произнесла она, в животной манере задирая верхнюю губу и обнажая белые зубы. У монашки было много секретов, чтобы держать их в чистоте.
— Конечно, черт тебя побери, я не демон!!! — взревела Димитрия вне себя от ярости. Тело до сих пор ныло и отказывалось подчиняться своей хозяйке. Не в силах больше держаться на ногах, девушка села прямо на кафельный пол.
— Тогда ты ангел… — Шепот Хранимиры мягким эхом отдался от влажных стен. В глубокой задумчивости беженка опустила шланг и невидящим взором уставилась на Димитрию, что-то сравнивая и рассчитывая в уме. Ее сжавшийся мозг уже с трудом проводил прежние операции. Думать — больше не привилегия людей. Думать — привилегия животных.
В отдалении послышались чьи-то голоса, и Димитрия поняла, что вернулась остальная ватага беженок. С добычей или без, они явно о чем-то громко спорили. И, возможно, причиной тому было исчезновение пленницы.
Хранимира испуганным взглядом воззрилась в пустоту, напрягая слух. По-видимому, то, что она там услышала, беженку не очень обрадовало. Ее глаза остекленели, а вся она как будто превратилась в камень. Казалось, она даже перестала дышать.
Раздался звук захлопывающейся двери, а затем — чьи-то шаги на лестнице.
Только сейчас Хранимира вспомнила о том, что рядом с ней все еще стояла чадящая лампадка, и торопливо затушила ее. В помещении снова воцарилась
Монашка видела в темноте как кошка или даже лучше. С кошками она никогда прежде не встречалась — это дьявольское отродье, образец лести и лентяйства. В любом случае, девять жизней кошачьих так и не спасли, и их постигла та же участь, что и крыс, собак, коров и прочую живность. Какое-то время даже Хранимира не брезговала кошатиной, но только не в сыром виде. От сырого мяса всегда воняло преисподней.
Хранимира ловко поймала во мраке запястье Димитрии и, не говоря ни слова, повела ее в неизвестном направлении. Сердце девушки стучало где-то в горле, а с мокрой одежды все время падала вода, предательски возвещая о присутствии беглянки.
Капп. Капп. Капп.
Вскоре Димитрия заметила, что потолки стали гораздо ниже, и ей приходится нагибаться.
"Куда она меня ведет?" — промелькнуло у нее в голове, но времени развить эту мысль не было: шаги преследователей становились все громче и все ближе. Тот, кто за ними шел, двигался явно быстрее и проворней, чем они.
Хранимира быстро затолкнула девушку в одиночную камеру и осторожно затворила за ней дверь. Закрыла на засов.
Пронзительный лязг затвора заставил Димитрию содрогнуться. Что бы она ни пыталась сделать, она все равно оставалась за бетонными стенами, под чьей-то опекой. Не Дарко — так психованная с молитвенником будут говорить ей, что делать.
Димитрия не привыкла, чтобы ей приказывали. Родители — и те не всегда рисковали с ней связываться. "Не лги; не кради; не дерись; не сквернословь…" — отец и мать произносили это ради какого-то мифического несуществующего "родительского долга". Для Димки эти слова были как красная тряпка для быка — это значило, надо было пойти и дать кому-нибудь по шее, а еще наступить на хвост бесхозному коту. Но это уже так, между прочим.
Когда говорят, что вторжение всех изменило, люди лукавят. Оно их не просто изменило, а превратило в иных. Но если человеческую расу заменили беженцы — генетический тупик, не дающий потомства, — то во что превратилась маленькая Димка?
Димитрия бесшумно выругалась и нащупала прикрепленную к стене длинную скамью из прочного пластика. Материал достаточно прочен, чтобы выдержать психозы заключенных, и достаточно мягок, чтобы они, не дай бог, себе чего не повредили.
Как прозаично, подумала Димитрия, прикрывая глаза и стараясь ровно дышать, сумасшедшая заперла ее в камере для сумасшедших. С одной стороны, Хранимира спасла ее от неминуемой судьбы быть съеденной, но с другой стороны голодная смерть была не слаще. Низкие потолки особенно давили, сминали, сжимали, и Димитрия старалась не вспоминать о том, как над ней однажды "пошутили".
Ей было тогда около восьми. Димка походила больше на маленькую забавную обезьянку с большими глазами, длинными руками, ногами и худеньким тельцем. Уже тогда девчушка якшалась с одними мальчишками и отказывалась носить юбки и платьица. Как-то отец привез ей из командировки сарафан из "умной" ткани, так она его подожгла за домом и соврала, что потеряла.