Медленный танец в чистилище
Шрифт:
– Ты Джонни Кинросс? – перехватила инициативу Таша.
Указатель медленно двинулся к слову «нет».
– Тогда кто ты такой? – встрял Тревор, отхлебывая пену с третьей банки пива.
Таша повторила его вопрос, но доска не шелохнулась.
– Может, лучше задавать только вопросы на «да» и «нет»? – предложила Таша с сомнением в голосе и наморщила нос. Никто из собравшихся никогда прежде не участвовал в спиритических сеансах.
– А как звали второго? Младшего брата?
– Билли, кажется? – припомнил Тревор.
– Ты Билли Кинросс?
Доска показала «Н-Е-Т».
– Может, ты Каспер? – весело предположил кто-то
Доска не отвечала.
– Какая скука, – заметил Дерек и звучно рыгнул. – Говнюк этот малец, этот Шад. Спорю на что угодно, он нас всю дорогу дурачил. – Он встал, подошел к по-прежнему дувшейся Даре, достал для нее из холодильника банку с коктейлем, галантно открыл и первым отпил глоток. Пару минут спустя они уже громко хихикали и целовались: дешевый алкоголь и подростковая похотливость мигом положили конец всем разногласиям.
Пару минут спустя от сидевших на сцене отделились Таша с Тревором и еще одна парочка. О спиритической доске на время забыли, и вечеринка свернула в новое русло. Но когда миновало полчаса, а то и больше, и школьники успели напиться почти до беспамятства, один из футболистов, явившийся в школу без девчонки и потому неистово заскучавший, решил сам допросить эту дурацкую доску. Тихонько хихикая, он задал доске пару непристойных вопросов и получил на них пару таких же непристойных ответов. Потом он выудил из кармана сигарету и зажег ее от догоравшей свечи, разумно предположив, что если даже в понедельник кто-то учует в театральном зале запах сигаретного дыма, то все равно в жизни не догадается, кто здесь курил. Он глубоко затянулся и с довольным видом выдохнул струю дыма.
– Черт, почему никто еды не взял? Жрать хочу, не могу прямо, – проворчал он, снова склонился над спиритической доской и задумался, о чем бы еще спросить. Может, все же узнать, как зовут этого призрака? Он даже не был уверен в том, что с ними и правда говорил призрак. Наверное, Таша просто не умеет обращаться с этой доской.
– Ты кто такой? – спросил он, стряхивая пепел на липкий пол.
Указатель медленно двинулся по доске.
– Эй, парни, похоже, он решил назвать свое имя! – выкрикнул футболист, но никто из присутствовавших уже не питал интереса к призраку. Один из парней лежал на обитых ковром ступеньках перед сценой и громко храпел. Одинокий футболист докурил сигарету, глядя, как указатель медленно выводит на доске имя. – У нас тут «Р», потом «О». Хм-м. «Р-О-Д-Ж…» – Он отшвырнул окурок в сторону, не сводя глаз с доски. Указатель скользнул еще по двум буквам и замер. – Какой такой Роджер, а? – громко выкрикнул футболист.
В этот же миг занавеси у него за спиной вдруг полыхнули с громким гулом, вроде того, что издает самолет, когда летит совсем невысоко над землей. Столб огня обхватил пропитавшуюся алкоголем ткань. Занавеси были старые, высохшие – идеальная пища для изголодавшегося огня. Пламя жадно ринулось по влажным следам напитка, дугой пролившегося на сцену. В следующий миг заполыхала соседняя штора, и школьники с воплями кинулись к выходу, спотыкаясь и падая. Дерек на бегу пнул ногой спавшего футболиста, хлопнул его по лицу, чтобы скорее разбудить, и потащил к дверям Дару. У входа он обернулся и осмотрел зал, проверяя, все ли выбежали наружу.
В конце концов Шад сумел просунуть свою обтянутую носком ступню под крышку телефона и открыть его. С пола шкафчика ему в глаза ударил яркий луч голубого света.
–
Ворча от напряжения и сдерживая дыхание, он принялся неловко водить ногой по клавишам. Если бы только снять этот дурацкий носок, который стягивал пальцы и не давал ткнуть в нужную клавишу. Шад подтянул левую ступню повыше, ближе к правой, сильно прижал ее к правой кроссовке и стал потихоньку высвобождать ногу из носка. Постепенно он сумел зажать носок между кроссовкой и дверцей и сантиметр за сантиметром вытянул из него ногу.
– Я мистер Эластичность! – радостно выкрикнул он. – Теперь набираем номер… – И он принялся тыкать пальцами левой ноги в клавиши, но умудрился трижды захлопнуть телефон и трижды снова его открыть, прежде чем сумел нажать на клавишу микрофона, а потом еще раз надавить на нужную ему кнопку, не слишком сильно, но и не слишком слабо. Послышались гудки. Судя по тому, что Шаду удалось разглядеть на далеком синем экранчике, он все-таки сумел набрать номер Мэгги. – Пожалуйста, ответь, пожалуйста, ответь, пожалуйста, ответь! – взмолился он.
Мэгги не отвечала. Взвыв от отчаяния, весь дрожа от изнеможения, он ткнул сведенным от усилий большим пальцем левой ноги в кнопку повторного набора.
Набирается номер Мэгги… Набирается номер Мэгги… Набирается номер Мэгги…
– Алло!
Голос Мэгги еще никогда прежде не казался Шаду настолько прекрасным. Ни один голос в мире еще никогда и никому не казался настолько прекрасным.
– Мэгги! – заорал Шад. – Ты меня слышишь?
– Э-э… да, Шад. Микрофон отключи! Ты как будто из консервной банки звонишь.
Шад истерически захохотал:
– Даже представить себе не можешь, Мэгги, как ты права. Приезжай в школу, скорее! Вытащи меня отсюда…
Телефон Шада несколько раз пискнул, сообщая, что батарея почти полностью разрядилась.
– Шад! Я не расслышала, что ты сказал. Ты в школе, так? – Мэгги изо всех сил прижимала телефон к уху, пытаясь расслышать Шада за гулом и писком, которые доносились из трубки.
Шад заорал прямо в лежавший под ним телефон. Мышцы дрожали от напряжения, голос срывался:
– Да! Я в школе. Они сунули меня в шкафчик! Вытащи меня отсюда!
Он чуть переменил позу, сдвинулся всего на миллиметр, пытаясь унять боль в ноге, на которую пришелся весь его вес. Но этого едва заметного движения хватило, чтобы болтавшаяся в воздухе ступня щелкнула по крышке телефона и вновь закрыла его, на полуслове прервав разговор с Мэгги.
– Ч-ч-чер-р-рт! – сокрушенно простонал Шад.
Телефон почти разрядился, а сам Шад до смерти устал. Может, Мэгги все же услышала достаточно и скоро приедет и выручит его? Почти сразу же телефон зазвонил снова, но теперь он лежал слишком далеко, прямо под его повисшей в воздухе правой ногой, и Шаду оставалось лишь беспомощно слушать звонки. Как бы ему хотелось сейчас, чтобы ступни у него стали поменьше, а чудес, происходящих в мире, наоборот, было побольше. Без чуда ему не обойтись, потому что он не успел сказать Мэгги, в каком шкафчике его заперли и на каком этаже.