Медленный яд
Шрифт:
— Илья, зайдешь после обеда? Мне нужно отлучиться по делам, а потом я бы хотел поговорить с тобой.
— Без проблем, — киваю, захватывая толстый ежедневник и первым покидая «душилку».
Напряжение последних дней отступает, принося на смену облегчение. Тонкая лазейка, которая позволяет мне оставаться верным своему решению, становится спасительной. Правду говорят, что всего не предусмотришь, и меня удивляет, как Федоров заранее не узнал подробнее о процессе голосования. Видимо, был слишком занят своими интригами.
Остается только
Обедаю я с аппетитом, пролистывая параллельно почту в телефоне, но когда приходит сообщение от Влади, замираю, не донеся ложку до рта.
«Спасибо за помощь. Я вела себя, как дура»
— Ну, пиздец, — хмыкаю, ощущая непривычное волнение. Спору нет, Саша реально вела себя, как идиотка, а ее последнее представление, когда она набросилась с ножом на Митю, вообще не укладывается в голове. Такой я ее не знаю.
Я помню ее отсутствующий взгляд, отрешенное лицо, с которым она пыталась зарезать своего пасынка. Но могу ли я судить ее за это? Вряд ли.
Поступи этот доходяга так с моим отцом, от него не осталось бы живого места, это факт.
Вот так, девочка-пианистка чуть не зарезала мальчика-скрипача.
Весь последующий час, вплоть до повторной встречи с Федоровым, я перечитываю послание Влади, решая не отвечать на него. Что ей написать? Все в порядке, ты такая секси, когда машешь ножом? Обожаю истерики, в которых меня называют убийцей?
Хрень какая-то.
Нам надо увидеться и поговорить, тогда она бежала из квартиры Ульяны так, что только пятки сверкали. Я готов был отправиться следом, но на хрена? Мне нужно было довести дело до конца, и я это сделал.
… Николай Федоров ждет меня в моем кабинете. Секретарша кивает на дверь, делая страшные глаза, и по ее мимике я понимаю, что там незванный гость.
— Не смогла остановить, — шепчет она, и я киваю, заходя внутрь.
— Я тебя слушаю, Николай Алексеевич, — сажусь на кресло, складывая руки на груди. — Думается мне, у тебя предложение, от которого я не смогу отказаться?
— Все именно так. Твое согласие в обмен на свободу Суворова. Или уголовное дело раскрутят по полной, а ты знаешь, что на стройке всегда найдется, к чему прицепиться. Пару гастарбайтеров, материалы, не соответствующие ГОСТам и СНИПу… Наберется достаточно.
— Я не пойму, ты мне угрожаешь, что ли? Неужто все остальные согласны на соединение?
— Ты просто не видишь, сколько мы поднимем в деньгах, — мне легче, если бы я видел в его глазах блеск одержимости, сумасшествие, но Федоров скуп и прагматичен, внезапно теряя свою излишнюю болтливость.
А еще — жаден.
— Мне приходится жертвовать пешками, чтобы оказаться в выигрыше.
— Олег для тебя пешка? Хотя о чем я.
Внезапная откровенность не удивляет, кажется, пришло время идти ва-банк.
Он смотрит на меня внимательно, поверх прямоугольных очков, сжимая губы в плотную прямую линию.
— Да, я понял, что тебя его судьба заботит мало, но ты же видишь дальше. Это скажется
— После слияния будет уже все равно. Выбирай.
— А нечего выбирать. Я свое решение уже высказал, и если ты думаешь, что только ты жертвуешь пешками ради своей игры, то ничего подобного.
— Вот как, — он смеется, качая головой, — а я тебя недооценил.
Я улыбаюсь ему по-акульи, прикидывая, что делать дальше. Я не намерен бросать друга, но пусть он считает меня такой же мразью, как и он сам.
— Но это не единственный способ договориться с тобой, — с этими словами он выходит из кабинет, пряча руки в карманах брюк. Я выдыхаю, сжимая руки в кулаки.
Нужно срочно что-то решать с ним, пока не поздно.
Начать я собираюсь с поиска союзников, и первой в этом списке числится Влади.
Глава 35. Илья
В ее окнах горит свет. Я не предупреждаю Сашу о своем приезде, просто ухожу с работы пораньше.
На улице ветер со снегом, и я поднимаю повыше воротник пальто, открывая подъездную дверь универсальным ключом.
Уверенно звоню в Сашкину квартиру, готовясь к разговору, но когда Влади открывает дверь, все мои намерения рассыпаются прахом при ее виде.
Она стоит, поджимая одну босую ногу, и я совершенно не готов к этому зрелищу. Я приношу с собой порыв холодного воздуха из подъезда, и она съеживается, обхватывая себя руками, но не отступает.
Смотрит своими зелеными глазами, чуть приоткрыв рот, и от взгляда Влади напрочь сносит башку. Все, что сейчас вижу я — ее лицо и тело в тонкой шелковой ночной рубашке черного цвета. На плечах теплая шерстяная кофта, которая соскальзывает, обнажая кожу.
На ней нет бюстгальтера, и торчащие соски, отчетливо выпирающие под блестящей тканью, заставляют мою кровь носиться с удвоенной скоростью по телу.
Я делаю шаг навстречу к ней, и она вздыхает судорожно и шумно. Я вижу лихорадочный румянец на ее щеках, спутанные волосы, заплетенные в небрежную косу. Уютная, домашняя, — такая, какой я еще ни разу ее не видел. И не пробовал.
— Влади, — не понимаю, как это происходит: рука сама тянется вперед, касаясь ее губ подушечками пальцев, ожидая от Сашки все, что угодно.
Пощечины, грозного окрика, слез.
Но она поддается, приоткрывая рот еще больше в ответ на мое движение. Горячее дыхание, вырывающееся из ее рта, обжигает.
Что она делает со мной, черт возьми? Влади сама понимает? Может, она под таблетками?
— Поддубный.
Ее голос, чуть грубый от болезни, звучит возбуждающее, врываясь в мой мозг, отдаваясь там эхом.
Так для меня она еще никогда не звучала.
Я хочу ее, блядство, так хочу, что сейчас на мне лопнут штаны в районе ширинки, и я не могу думать ни о чем другом. Яркий свет над башкой мешает, раздражая глаза, и мне хочется утащить ее из коридора за руку, в темную глубину квартиры.