Медная пуговица. Кукла госпожи Барк
Шрифт:
— Вы не пожалеете о сегодняшнем дне! — патетически воскликнул Эдингер. — Германия позаботится о будущем Великобритании.
Может показаться, что, изображая Эдингера, я рисую его слишком ходульным, слишком напыщенным, не таким, какими бывают люди в обыденной жизни, но я хочу здесь подчеркнуть, что Эдингер был именно таким. Затем он сразу перевел разговор на рельсы сугубого практицизма.
— Я хочу вас обрадовать, капитан Блейк, — произнес он со снисходительной улыбкой. — Как только вы передадите нам свои дела в Риге, мы перебросим вас в Лондон. У нас
— Но я не собираюсь в Лондон, — сказал я. — Мне полезнее находиться здесь.
— Не хотите рисковать? — иронически спросил Эдингер. — Спокойнее оставаться с победителями?
— Думаю, что здесь я буду полезнее, — уклончиво ответил я. — На мое место пришлют кого–нибудь другого, и еще неизвестно, захочет ли он сотрудничать с вами.
— Хорошо, — великодушно сказал Эдингер. — Мы вернемся к этой проблеме, когда получим доказательства вашей лояльности.
— Каких доказательств вы хотите? — настороженно спросил я. — Я уже обещал свое сотрудничество…
— Вот мы и хотим доказательств этого сотрудничества! — воскликнул Эдингер. — Связи и агентура, агентура и связи! — вот что нужно от вас! Только это можем мы принять от вас в уплату за вашу жизнь и наше доверие.
И здесь я совершил ошибку, посчитав Эдингера глупее, чем был он на самом деле: я пообещал познакомить гестапо со всеми своими агентами, имея в виду своих девиц, тем более что немцы имели о них, как я безошибочно предполагал, очень хорошее представление.
— Когда? — строго спросил Эдингер. — Когда мы получим вашу сеть?
Я мог составить список своих девиц за полчаса, но решил придать этой работе солидный характер.
— Я дам список своих агентов… через три… нет, скажем, через четыре дня.
— Хорошо, я буду ждать, — серьезно сказал Эдингер. — С этого дня двери моего дома открыты для вас. Сегодня двенадцатое… Тринадцатого, четырнадцатого, пятнадцатого… шестнадцатого я жду вас у себя.
Эдингер нажал кнопку звонка.
— Мюллера с документами, — приказал он появившемуся и тут же исчезнувшему адъютанту.
Затем Эдингер загадочно посмотрел на меня.
— Я хочу показать вам, что значит работать в германской разведке, — внушительно сказал он. — Нет людей великодушнее немцев!
Мюллер не замедлил появиться.
Это был весьма солидный господин с белесыми волосами, напомаженными бриллиантином, в роговых золотистых очках и в черном мундире, плотно облегавшем его упитанную фигуру и еле сходившемся на выпиравшем животе.
— Господин Мюллер, наш главный кассир, — представил его Эдингер.
Господина Мюллера сопровождал еще какой–то чиновник, но его господин Эдингер не нашел нужным представлять.
— Вы принесли? — осведомился Эдингер, ласково взглянув на Мюллера.
— О да, господин обергруппенфюрер, — почтительно ответил Мюллер. — Все, как было указано.
— Мы хотим выплатить вам некоторую сумму, — сказал Эдингер, посматривая то на меня, то на Мюллера. — Мы умеем ценить людей,
Я сделал какое–то движение, которое Эдингер истолковал в двойном смысле.
— Не смущайтесь, господин Блейк, мы верим, что вы оправдаете вложенные в вас средства, — убежденно произнес он. — И не смущайтесь, что я так открыто называю вас перед господином Мюллером. Тот, кто платит деньги, должен знать, кому он их платит.
Господин Мюллер раскрыл принесенную с собой папку и подал мне деньги — тут были и рейхсмарки и фунты стерлингов.
— Мы даем вам и марки и фунты, — пояснил Эдингер. — Марки на текущие расходы, фунты в копилку.
Мюллер подобострастно рассмеялся.
По–видимому, отказываться от этих денег не следовало.
Я взял бумажки и со светской небрежностью, свойственной, как мне думалось, английскому аристократу, не считая, сунул их в карман.
— Нет, нет, так не годится, — строго поправил меня Эдингер. — Прошу вас пересчитать деньги, обязательно пересчитать, и, увы, написать расписку: денежные расчеты требуют самого неуклонного педантизма.
Чиновник, пришедший с Мюллером, засуетился, пододвинул ко мне лампу, указал на стол. Мне пришлось подчиниться, я достал деньги, пересчитал, написал расписку, передал Мюллеру.
— Все готово? — спросил Эдингер, но почему–то не Мюллера, а его спутника.
— О да! — сказал тот, и Эдингер кивком головы отпустил обоих своих чиновников.
Затем он встал. Я полагал, что со мною все закончено, но оказалось, что Эдингер не мог отказать себе в удовольствии еще раз выступить передо мной в своем репертуаре.
На прощание он произнес целую речь:
«Раса господ, германский дух, карающий меч…»
Это надо было послушать!
«Новая империя должна следовать путями, проторенными рыцарями Тевтонского ордена. Германский плуг вонзится в русскую землю при помощи германского меча. Даже самый плохой германский рабочий в биологическом отношении и с расовой точки зрения в тысячу раз лучше русских, поляков, латышей и прочего сброда. Все они будут использованы для победы германского оружия. Местное население должно работать, работать и работать. Не обязательно его кормить. Оно вообще годно только на удобрение. В борьбе с большевизмом неуместны рыцарство и военная честь. Более сильная раса вытеснит более слабые и сломает нелепые барьеры гуманности. Карающим мечом уничтожим мы силы, пытающиеся воспрепятствовать нашему движению, будь то сегодня, через десять лет или через столетие…»
Это был набор фраз из Гитлера, Гиммлера и Розенберга.
Эдингер декламировал передо мной так, точно находился на многолюдном митинге.
На следующий день появился, как и было условлено, Железнов. На этот раз он пришел с черного хода.
— Вас спрашивает человек, с которым вы на днях куда–то ездили, — сообщила Марта.
Железнов явился с документами на имя Виктора Петровича Чарушина. Это были отличные документы, возможно, даже подлинные, все опознавательные данные Чарушина соответствовали внешним приметам Железнова.