Медная пуговица. Кукла госпожи Барк

Овалов Лев Сергеевич

Меня интересовала история появления Пронина в Риге, и Железнов, хоть и не очень подробно, рассказал мне об этом. Когда командование решило заслать Пронина в тыл к гитлеровцам, план переброски вырабатывал он сам

В часть он прибыл под фамилией Гашке; о том, кто это на самом деле, знали только командир, комиссар полка да командир роты, в которую был назначен Гашке. Пронин ждал подходящего случая. Таким он посчитал день, когда осколком снаряда был убит начальник штаба полка. Так как на эти же дни был намечен отход группы наших войск на новые позиции, Пронин

получил приказы, которые через два дня должны были устареть, хорошенько запомнил дислокацию войск, которая через два дня должна была измениться, и собрался в путь.

Проводить «перебежчика» прибыл начальник разведотдела армии.

На тот случай, если бы у немцев оказался на нашей стороне какой–нибудь осведомитель, в целях полной дезинформации был пущен слух, что Гашке проник в штаб полка, убил начальника штаба и похитил секретные документы.

Выждав, когда в постоянной перестрелке между противными сторонами наступило недолгое затишье, начальник разведотдела и Пронин вышли на линию расположения роты.

Они стали за кустами жимолости. Пронин в последний раз измерил глазами расстояние, которое ему предстояло пробежать, пожал своему провожатому руку — в его лице он прощался со всем тем, ради чего шел рисковать своей жизнью, — шагнул было из–за кустов, и в этот миг немцы снова открыли стрельбу.

Нет, не по перебежчику, его они не успели еще увидеть, и, однако, один из выстрелов поразил Пронина.

Он покачнулся и прислонился к ветвям жимолости, которые не могли служить никакой опорой.

— Вы ранены? — тревожно воскликнул начальник разведотдела, хотя это было очевидно без слов.

— Кажется, — сказал Пронин. — Где–то под ключицей…

— Ну, что ж, в таком разе пошли в госпиталь, — предложил начальник разведотдела. — Операция отменяется.

— Ни в коем случае! — возразил Пронин. — Надо идти.

— А как же рана? — спросил начальник разведотдела.

— А может, она и послужит мне лучшей рекомендацией, — сказал Пронин. — Вы сами видите, обстановка не для госпиталя!

— Не советую, товарищ Пронин, — сказал начальник разведотдела. — Может, еще и кость задета…

— Ничего, сегодня командую я, разведчик должен уметь пользоваться обстоятельствами, рискну, — сказал Пронин. — Кланяйтесь там…

Он поморщился, отстранил от себя ветку с багровыми волчьими ягодами, рванулся и побежал в сторону противника.

С нашей стороны по перебежчику, разумеется, открыли стрельбу; стреляли, как это заранее было приказано, холостыми патронами, хотя для Пронина риск все равно был большой: и с той и с другой стороны кто–нибудь всегда мог пустить настоящую пулю. Немцы сразу поняли, кто к ним устремился, и прекратили обстрел.

Остальное было понятно. Пронину удалось осуществить свой замысел. Он упал перед самыми позициями немцев, обессиленный, истекающий кровью, счастливый, что добежал до «своих». В нем погиб талантливый актер, в этом я убедился, наблюдая его в госпитале.

С самим Прониным за всю зиму я встретился всего лишь один раз, да и это свидание навряд ли состоялось бы, если

бы Эдингер не поставил меня, что называется, в безвыходное положение. Да, Эдингер становился все настойчивее, все чаще и чаще требовал он от меня реальных доказательств моего сотрудничества с немцами. От меня ждали многого и поэтому относились ко мне с известной снисходительностью, но в конце концов я должен был предъявить свою агентурную сеть и свои средства связи, именно это и должно было быть моим вкладом в фирму, именовавшуюся «Германский рейх».

Как и следовало ожидать, Эдингер припер меня к стене.

— Милейший Блейк, вы злоупотребляете нашей снисходительностью, — сказал он, пригласив меня как–то к себе. — Но больше мы не намерены ждать. Мы понимаем, что вашу агентуру надо подготовить для новых задач, серьезных агентов не перебрасывают из рук в руки, точно мячик, но ваши связи с Лондоном мы хотим теперь же взять под свой контроль. Я желаю, чтобы вы предъявили нам свою рацию. В среду или, скажем, в четверг вы дадите нам это доказательство своего сотрудничества или мне придется переправить вас в Берлин…

Вечером я сообщил об этом требовании Железнову.

— На этот раз господин обергруппенфюрер от вас, пожалуй, не отвяжется, — сказал Виктор. — Доложу начальству, что–нибудь да придумаем.

На следующий день Виктор передал, что Пронин хочет со мной встретиться и назначает свидание в кинотеатре «Сплендид».

Я пришел в назначенный день на последний сеанс (в это время всегда бывало мало публики: для хождения по городу после десяти часов требовались специальные пропуска), взял билет — двадцатый ряд, справа, — и ряд и сторона были названы заранее. Зал погрузился в темноту, сеанс начался, минут через двадцать кто–то ко мне подсел.

— Добрый вечер, — тихо сказал Пронин.

Он крепко пожал мою руку.

— Ну, что случилось? Какую еще там рацию требует от вас Эдингер?

Я повторил все, о чем уже рассказывал Железнову, и со всей возможной точностью изложил свой разговор с Эдингером.

— Н–да, — задумчиво протянул Пронин, выслушав мой рассказ. — Предлог для отлучки придуман неплохо, но нетрудно было предвидеть, что немцы заинтересуются рацией…

Судя по его тону, мне показалось, что Пронин укоризненно покачал головой, хотя я и не видел его в темноте.

— Однако вам нельзя выходить из игры, придется бросить им эту подачку, — проговорил он. — Надо тянуть с немцами как можно дольше и ждать, ждать…

— Чего? — спросил я, подавляя возникающее раздражение. — Не кажется ли вам, что я напрасно провожу время? Вокруг меня все бурлит, я чувствую, какой интенсивной жизнью живет Железнов, в то время как меня держат в состоянии какого–то анабиоза.

— Не тревожьтесь, анабиоз скоро кончится… Спрашиваете, чего ждать? Видите ли, терпение — одна из главных добродетелей разведчика, хотя терпеть бывает иногда ох как трудно! Это только в кино да в романах разведчики непременно участвуют в приключениях, на самом деле они иногда годами выжидают, пока узнают какую–нибудь тайну.