Медовый десерт
Шрифт:
Брент виновато посмотрел на раздраженную старшую медсестру:
— Простите, это моя вина. Иди на обед, дружок. Я сам разберусь с лекарствами.
«Дружок»? Грейс была поражена такой фамильярностью, но сохранила бесстрастное выражение лица. Интересно, он всем знакомым женщинам придумывает милые прозвища?
Дружок. Ласточка.
Грейси.
— И на том спасибо, Брент, — сказала Эллен с притворной суровостью и ушла, снова задернув занавеску.
Брент усмехнулся, взял из рук Эбби зеленый поднос и изучил названия лекарств, указанные на пузырьках с цветными наклейками.
— Ладно, —
Грейс велела Адаму занять позицию рядом с Грэмом. Кивнула Бренту, чтобы тот ввел лекарство.
— Так, Грэм, сейчас ты почувствуешь сонливость и легкую заторможенность — тогда-то мы и вправим твое плечо. Дай знать, если будет больно во время процедуры, и мы увеличим дозу обезболивающего, договорились?
Грэм кивнул.
— Давайте, ребята, — произнес он невнятно. — Пусть все побыстрее за…
В считанные секунды Грэм погрузился в состояние полусна, его веки начали опускаться.
— Хорошо, Адам, начинай.
Брент наблюдал за Грейс, которая стояла позади стажера и давала ему указания по выполнению процедуры. Он был поражен. Многие доктора объясняли бы на примере, просто демонстрируя, как и что нужно делать, но Брент знал, что лучший и единственный способ чему-то научиться — это тренироваться на практике.
Она показала Адаму правильное положение рук и объяснила, как нужно осуществлять натяжение, одновременно отводя руку пациента наружу. Она также предупредила, что, несмотря на действие седативного препарата, Грэм может вскрикнуть, когда плечевая головка встанет на место.
С самого первого дня, когда она без колебаний вскрыла грудную клетку, Брент знал, что принял правильное решение, пригласив ее на работу, а сейчас, увидев ее в роли наставника, еще сильнее укрепился в своем мнении. Центральная больница была базовой при медицинском университете, где проходили практику многие стажеры, а Грейс была великолепным учителем.
Адам нервничал — даже у самого уверенного в себе стажера затряслись бы поджилки, если бы во время процедуры за ним наблюдали сразу два профессионала, — но Грейс удалось его успокоить. Она не торопила его, не перехватывала инициативу, если он делал какое-то неловкое движение, и хвалила за каждое успешно выполненное действие.
А когда сустав наконец встал на место и Грэм коротко вскрикнул от боли, напугав Адама, она захлопала в ладоши и улыбнулась стажеру. Брент ввел обезболивающее, а Грейс сказала:
— Вы сделали это. Поздравляю, доктор Мазер, вы только что вправили свой первый плечевой вывих.
Выражение лица Адама говорило само за себя.
— Спасибо, Грейс. Это было… Ух… — он провел рукой по волосам. — Это было потрясающе.
Грейс шутливо ткнула его в грудь кулаком:
— Ты — молодец.
Брент смотрел, как они улыбаются друг другу, и почему-то чувствовал себя третьим лишним. Затем Грэм пошевелился, и Грейс снова вернулась к делу.
— Нужно сделать контрольный снимок, — сказала она Адаму, — а потом сделаем поддерживающую повязку, и можно будет выписывать.
Брент незаметно выскользнул из палаты, не желая мешать процессу обучения.
Двадцать минут спустя Грейс обнаружила
Стетоскоп, который висел у него на шее, подчеркивал широкие плечи. Он был похож на доктора из телевизионного шоу.
Брент повесил трубку и улыбнулся ей.
— Ты отлично поработала с Адамом, — сказал он. — У тебя дар к преподаванию.
Грейс почувствовала, что зарделась от комплимента, и улыбнулась:
— Спасибо. Мне действительно это нравится.
Он наклонил голову.
— По тебе видно. Не думала поработать на кафедре?
Она кивнула:
— Я пробовала. Это было удобно, особенно когда дети переехали ко мне, — хороший график, длинные каникулы. Но мне очень не хватало практики.
Брент отлично понимал ее.
— Да, согласен с тобой.
Он бы умер от скуки, если б не мог больше лечить пациентов, спасать чьи-то жизни.
Они немного помолчали, придя к общему знаменателю.
— Так… ты хотела меня видеть? — напомнил Брент.
Щелк. Радужная дымка, навеянная ее преподавательским успехом, рассеялась, и реальность вновь вступила в свои права. Она выпрямилась и принялась разглаживать невидимые складки на брюках.
— Да. — Она взглянула через плечо на открытую дверь. Почему она ее не закрыла? Потому что не хотела, чтобы кто-то подумал… — Я… просто хотела убедиться, что у нас с тобой все осталось по-прежнему после того поце… после того вечера.
Брент почувствовал, как участилось его сердцебиение. По-прежнему? Не совсем. Он снова и снова прокручивал эту сцену у себя в голове. Она снилась ему по ночам.
— Я тут подумала… — продолжила Грейс, не получив ответа. — Как ты и сказал, это была… минутная слабость. Наверное, это было неизбежно… учитывая наше прошлое. Возможно, мы оба нуждались в разрядке. Ну, знаешь, чтобы выкинуть все из головы.
Эротические сновидения, являвшиеся Бренту четыре ночи подряд, действие в которых неизменно происходило в домике на дереве среди разбросанных детских игрушек, убедили Брента, что ничто, кроме полноценного, умопомрачительного секса, не поможет ему «выкинуть все из головы».
— Но хочу заверить тебя, что это больше не повторится. Я была немного… не в себе. Ну, ты понимаешь, о чем я говорю, не так ли? Ты застал меня в совершенно подавленном состоянии, и было трудно не поддаться… старым привычкам.
Брент кивнул. И без диплома по психологии он понял бы, что тот поцелуй стал для нее просто неким символом прошлой жизни, чем-то, за что она могла зацепиться. Как старый плюшевый мишка. Он был благодарен ей уже за то, что она не сказала «к вредным привычкам».
— Я понимаю, ты можешь неправильно истолковать мои действия… то, что я целовала тебя так… страстно… Ты должен понять: мне не нужны отношения. У меня просто нет ни времени, ни сил — эмоциональных сил — на другого человека. Как ты мог убедиться в воскресенье, двое несчастных детей на руках — это не шутка, им нужно все мое внимание.