Медуза
Шрифт:
Я была дружелюбным, задумчивым ребенком, который заправлял волосы за уши, прочесывая берег в поисках морских звезд, чьи белые животы словно приветствовали ребенка, собирающего их. Я пела песни с мамой, которая время от времени выходила из моря. Я помогала Стено и Эвриале плести сети, и мы втроем отправлялись в глубь канала между Краем ночи и остальной частью Океана, чтобы ловить марлинов и сельдь, а иногда даже осьминогов.
Я была моряком, Персей не ошибся. Сидела в нашей маленькой лодке, пока Стено и Эвриала ныряли в воду, танцуя в лунном сиянии. Когда сети заполнялись, сестры плыли к берегу,
Это была сладкая жизнь. Моя жизнь. Я ни от кого ничего не требовала, кроме как не трогать мое маленькое пространство на Краю ночи. Рыбалка, шутки у костра, песни моей морской матери, свернувшийся калачиком Аргентус, когда приходило время ложиться спать. Мечта!
– Мой папа тоже бог, – сказал Персей, возвращая меня из давно ушедшей жизни. Образ с моей счастливой лодкой превратился в маленькую точку. – Это еще одна черта, объединяющая нас.
– Правда? – спросила я. – Он знает, что ты здесь?
– У нас не близкие отношения. Да, он мой отец, но воспитывала меня мать.
– А она знает, что ты здесь?
Персей прочистил горло. Я не могла понять, это из-за огорчения или из-за гнева? Смешно, что мы сидели по разные стороны входа в пещеру. Но у меня не было выбора. Если бы он увидел моих змей, то мгновенно убежал бы.
– Она не знает, где я, – произнес Персей. – Мне… пришлось оставить ее. Долгая история.
Я вспомнила о царе, которого упомянул Персей, о том, кто разрушил его жизнь. Какое-то шестое чувство – или, возможно, мои змеи – подсказывало мне, что не стоит торопиться.
– И… ты прибыл издалека?
– Да, – голос Персея был тихим. – Не знаю, смогу ли я когда-нибудь вернуться.
«Еще одна наша общая черта, – подумала я, взглянув на чаек, высоко круживших над нами. – Держись, Медуза, – сказала я себе. – Возможно, у вас похожие судьбы, но Персею лучше не знать причину, по которой ты находишься здесь». Как это объяснить? С чего начать?
Его голос звучал так безутешно, что мне пришлось думать, как подбодрить Персея.
– Расскажи мне о своем детстве, – сказала я.
Он рассмеялся, и я почувствовала слабость даже в костях.
– Оно было более странным, чем твое, – ответил он.
– С чего ты взял?
– Слушай, у тебя пара бессмертных сестер, но…
– Тогда, – начала я, чувствуя головокружение, – докажи это.
– Хорошо. Мой отец – Зевс, – признался он.
– Нет!
– Да.
– Зевс-Зевс? Король всех богов?
– Тот самый.
– Вот это да.
Это объясняло исходившую от Персея светящуюся ауру, когда он стоял на палубе. Я была рождена с серебряной ложкой во рту, но мечтала о золотой. И это отличало нас друг от друга. Я выросла в счастливой безвестности под луной, а Персея освещали ярчайшие солнечные лучи.
Я засмеялась – впервые за четыре года. Ощущение, будто живот переполнен пузырьками, а в самой крови – колющая надежда. Я могла бы заплакать от радости. Я все еще в состоянии смеяться! Мало что с тех пор ощущалось настолько приятным.
– Ты мне не веришь? – спросил Персей.
– О, верю, конечно, – ответила я.
– Мою мать зовут Даная, – продолжал он, – ты бы ей понравилась.
– Откуда ты знаешь? – спросила я, радуясь,
Дафна, моя самая красивая змея с черными и золотистыми отметинами, ударила меня по лбу, словно заставляя принять комплимент.
– Просто предчувствие, – сказал Персей. – Еще до моего рождения отец запер ее в башне.
– Зачем?
– Потому что было пророчество, что его убьет сын, рожденный от его дочери.
– И это правда?
– Я не убийца, Мерина, – резко ответил Персей.
– Конечно, нет, – произнесла я и поморщилась: как я могла обидеть его? – Мне жаль.
– Все в порядке. Насколько я понял, только ты решаешь, верить или нет тому, что другие говорят о твоем будущем. Они всегда преследуют свои мотивы. Но мой дедушка впитывал каждое их слово. Он стал одержим этим пророчеством. И это было несправедливо. Моя мать так и не простила его. Она обычная женщина, которая не сделала ничего плохого, она просто жила.
– Просто жила, – повторила я шепотом. Я закрыла глаза, а Аргентус свернулся калачиком у моих ног. Сладкий голос Персея, мой собственный смех, чайки, мяукавшие друг с другом в ожидании добычи – нашей рыбы, – убаюкивали меня. Мне хотелось узнать, почему Персей оказался на этой лодке. Какое задание он должен выполнить? Что заставило его уйти и привело сюда?
– Мой дед всегда боялся утратить свою значимость и того, что кто-то помоложе заберет его силу, – продолжил Персей. – Это пророчество заставило его плясать под дудку собственного страха: нерожденный ребенок способен свалить его, как старое дерево, а затем использовать его кости в качестве дров. Он решил запереть мою маму в бронзовой башне, запретил ей выходить замуж и иметь детей и поклялся, что никогда не освободит ее.
– Кажется, старость не убивает тягу к драматичности, – подметила я.
– Ха, естественно, нет. Кажется, она только все усугубляет.
Я представила Данаю в башне с крошечным окошком, через которое проникал свет. Она высоко держала нос, чтобы вдыхать свежий воздух внешнего мира. Вслушивалась в повседневные шумы, которые теперь казались ей элегическими. Пара бродячих псов, рыскавших в куче овощных обрезков в надежде найти кусок мяса, безудержный детский плач, смех прохожих, стоявших на углу. Я ощущала одиночество Данаи, потому что оно напоминало мне мое.
– А потом, – сказал Персей, довольный собой, – Зевс заметил ее.
«Как Посейдон заметил меня». Я вздрогнула, отгоняя от себя подобные мысли.
– Он освещал ее комнату, как один из солнечных лучей, – говорил Персей. – Узнав о ее затруднительном положении, сказал моей матери, что ее жизнь в этой башне будет похожа на жизнь в раю; что ребенок, который у них родится, станет самым счастливым мальчиком по эту сторону Ночи. Этим ребенком оказался я.
– И это правда?
– Что именно?