Медуза
Шрифт:
– А почему те, кто были с. ним, просто не доложили о случившемся и тогда же не извлекли тело на поверхность?
– Естественно, по возвращении они доложили о трагедии полковнику, командовавшему подразделением в Вероне. Прав он был или нет, но полковник решил не обнародовать истинной причины смерти Ферреро, чтобы не стало всеобщим достоянием то, чем занимались его офицеры. Учитывая тогдашнюю нестабильную политическую ситуацию, он опасался, как бы левые пропагандисты не ухватились за инцидент, чтобы еще больше дискредитировать армию. Поначалу он хотел приказать, чтобы тело извлекли из туннеля, и заявить, что Ферреро умер вследствие инцидента во время учений, но несколько дней спустя над
Белардинелли переглянулся со старшим помощником, который теперь изучал стены на предмет возможных трещин.
– А он ловок, не правда ли?
– Очень, – ответил помощник.
Невозможно было понять, имел ли этот обмен репликами комплиментарный смысл.
– Что насчет семьи Ферреро? – спросил Белардинелли.
– Его отец уже умер. Мать страдает болезнью Альцгеймера в последней стадии и живет в доме престарелых. Есть еще две сестры, но они, разумеется, уверены, что их брат погиб тридцать лет назад в авиакатастрофе.
– А где находится труп в настоящее время?
– В морге военного госпиталя в Риме. – Альберто почтительно наклонил голову. – Я не считал себя вправе предпринимать какие бы то ни было действия, доктор, пока мы с вами не переговорили.
Белардинелли прошагал к столу, выключил диктофон и сделал знак своим помощникам выйти.
– Кремируйте его, – сказал он Альберто. – Немедленно. Под вымышленным именем. Прахом можете распорядиться по своему усмотрению. – Уже в дверях он обернулся: – Этот человек с Виминальского холма…
– Дзен?
– Да. Если представится случай, закопайте и его. Вы поняли?
Альберто услужливо кивнул.
– Конечно, доктор. Конечно.
XIII
Да, подумала Клаудиа, это другое. Разница, прежде всего, состояла в причине, по которой этот человек искал контакта с ней, но все же…
– Разумеется, – сказала она. – С удовольствием.
Мужчина улыбнулся почтительно-галантной улыбкой, но было нечто в его взгляде… Он на добрых десять лет моложе меня, подумала Клаудиа, взглядом провожая его до лестницы. Точно как Леонардо. Конечно, тогда десять лет разницы значили гораздо больше. И все же…
Клаудиа вернулась к игре и попробовала сосредоточиться на ней. Венецианец, сказал он, когда она поинтересовалась именем. «Venessiani gran signori» [26] . Он по всем статьям был истинным джентльменом, но того особого типа, представители которого точно знают, когда нужно прекратить вести себя по-джентльменски. «Veronesi tutti mati» [27] – так кончался шуточный стишок. Веронцев все считают немного чокнутыми, а у Клаудии сейчас и впрямь было настроение, располагавшее к какому-нибудь безумству.
26
Венецианцы важные сеньоры (итал.).
27
Все веронцы сумасшедшие (итал.).
Отчасти и поэтому она отправилась за границу. Кампьоне, конечно, нельзя назвать заграницей в строгом смысле слова, однако двусмысленность статуса делала это место еще более привлекательным. Кампьоне было совершенно особым местом, исключением из всех правил. Достаточно сесть на паром в Лугано,
В былые времена они с Гаэтано ездили сюда минимум раз в год и всегда не в курортный сезон, как сейчас. Она никогда не забудет охватывавшее ее здесь чувство волнения и предвкушения, а больше всего – то, как менялся здесь Гаэтано. Он становился еще более энергичным и нетерпеливым, словно был одним из тех серьезных игроков, каких привлекало здешнее казино, одним из тех, кто, не задумываясь, мог рискнуть миллионом лир – суммой, какую в те времена многие были не в состоянии заработать и за всю жизнь, – и за один вечер их проиграть.
На самом деле, однако, Гаэтано проводил за игорным столом совсем немного времени.
– Зачем ты сюда ездишь, если не собираешься играть? – как-то спросила она его.
– Чтобы встречаться со своими банкирами, – с двусмысленной улыбкой ответил он.
Гаэтано бывал в Кампьоне и до, и во время войны, когда, по его словам, это место являлось знаменитой базой шпионажа, отмывания денег и секретных встреч неофициальных дипломатов, выполнявших всевозможные несанкционированные миссии.
После того как они с мужем несколько раз вместе символически появились в игорном зале, считалось в порядке вещей, что она возвращалась туда без него, это не вызывало ни малейших комментариев ни со стороны персонала, ни со стороны других игроков. В некотором роде это было то же самое, что ходить в церковь. Следовало соблюдать определенные правила, но значение имело лишь то, что они молились одному богу. В данном случае – деньгам.
Впрочем, для Клаудии деньги никогда не были важны. Так же, в сущности, как и Бог. Что она обожала, так это свободу, чувственный запах пота, риск и напряжение нервов. Она всегда устанавливала себе четкие рамки относительно того, сколько можно проиграть, и строго их придерживалась – так же, как и в любовных связях. У нее были правила, которые она ни при каких условиях не нарушала. За исключением одного случая – с Леонардо, – когда было нарушено главное правило: никогда не вступать в связь с кем бы то ни было, принадлежащим к кругу, в котором вращались они с мужем. Но Леонардо – особый случай.
Звон монет снова привлек ее внимание к игре, которую до того Клаудиа вела, не задумываясь. Сто франков, максимальный джекпот! Добрый знак, решила она, опуская в прорезь очередную монету. И все же, какое хладнокровие у этого Дзена! Как он занял место за ее игровым автоматом, пока она выходила на минуту по неотложной нужде. И как очаровательно потом извинился и пригласил ее выпить с ним кофе сегодня днем.
Было унизительно опуститься до игры на автоматах, но еще унизительней казалось Клаудии явиться вечером одной в тихие просторные залы верхнего этажа, предназначенные для giochi francesi [28] , где серьезные игроки собирались лишь после десяти-одиннадцати часов. Кроме того, старая вилла, где казино находилось в прежние времена, была разрушена и взамен выстроено это бесцветно-шикарное уродство, которому в ближайшее время предстояло, в свою очередь, уступить место апробированной в Лас-Вегасе фантастической конструкции, уже возводившейся рядом, чуть выше по склону холма. Все изменилось. Оставалось лишь стараться не принимать это слишком близко к сердцу.
28
Французские игры (итал.).